Аудвера стеснительно молчала, с любопытством поглядывая на заезжую гостью. Они отличались разительно. Брунгильда, которой едва исполнилось тридцать, была во всем блеске женской красоты, и даже трое родов не испортили ее фигуру. Аудовера, напротив, примирившись со своей участью, превращалась в старуху куда быстрее, чем отвела ей природа. Монастырская жизнь была для нее не слишком суровой, ведь вся обитель питалась от ее щедрот. Но она все равно махнула на себя рукой, и даже не думала о себе, как о женщине, ожидая теперь внуков.
После ужина две королевы разговорились. Брунгильде понравилась простая и понятная Аудовера. От нее исходило какое-то благостное спокойствие и умиротворенность. Видимо, она была вполне довольна своей жизнью. Брунгильда, наконец, не выдержала.
— Послушай, как ты жила столько лет с этим чудовищем?
— Чудовищем? — удивленно спросила Аудоверу. — Ты, сестра, не знаешь, что такое чудовище. Хильперик жесток, но в этом он не слишком отличается от других королей. Мой свекор Хлотарь был куда хуже, поверь. Да, и покойный король Храмн тоже. Упокой, боже, его грешную душу. Истинные Звери, прости меня, господи. Надеюсь, Сатана встретил их в Преисподней.
— Вот как? — удивилась Брунгильда. Старого короля она не знала. — А верно говорят, что Фредегонда была твоей служанкой?
— Верно, — подтвердила Аудовера. — Я ее с малых лет знаю. Вот кто чудовищем оказался. Муж мой по сравнению с ней словно ребенок малый.
— Ребенок? Почему? — Брунгильда пребывала в замешательстве.
— Он, как многие дети, жесток и неумён, — пояснила Аудовера. — Он делает вещи, не понимая, чем они для него обернутся. Потому и бит бывает в войнах. Потому и землю эту язычники разорили. Его в том вина. А вот жена его — совсем другая.
— Какая она? — с жадным любопытством спросила Брунгильда.
— Она при мне много лет жила, и лучшей служанки у меня не было никогда. Она к любому человеку подход найти может. Она знает все, что происходит вокруг, и никогда ничего не забывает. У нее оказалось черное сердце, только того не замечал никто, пока она власть не получила. Она же хитрая, как змея. Это Фредегонда меня с мужем разлучила. И, поверь, твоего мужа убила тоже она.
— Разве это не Хильперик сделал? — с удивлением спросила Брунгильда.
— Он бы так не смог, простоват для такого дела муженек мой, — вздохнула Аудовера. — Она сыновей родила, а значит, мне теперь за своих бояться нужно. Теодеберт погиб, остался Меровей и Хлодвиг. Молюсь за них день и ночь. И ты ее, сестра, тоже бойся, страшный она человек.
— Буду я какую-то служанку бояться, — презрительно фыркнула Брунгильда. — Она грязь под моими ногами. Успокоится все в моих землях, сядет сын на престол, еще посмотрим, кто кого опасаться будет.
— Я, королевы, с вами хотел обсудить кое-что, — вмешался в разговор епископ Претекстат. — Фредегонда — истинная Иезавель[70]. Она не успокоится, пока не изведет всех, кто у нее на пути стоит. Так что, вам обоим и молодым королям, Хлодвигу и Меровею, опасность грозит. И с этим нужно что-то делать.
Глава 18
Герцог Рокколен по приказу Хильперика пришел снова взять Тур под руку своего короля. Несчастный город сдался сразу же, что в этот раз не избавило его от грабежей и насилия. Герцог расположился на вилле епископа за городскими стенами. Он был доволен, но перед ним встало две проблемы. Первая — непокорный Григорий, преданный покойному Сигиберту, и вторая — Гунтрамн Бозон, который укрылся с семьей в базилике святого Мартина. Хильперик велел притащить виновного в гибели сына к себе в Суассон, а королевские палачи уже приготовили инструмент в ожидании ненавистного государю герцога.
Рокколен с задачей не справился. Выманить Бозона из церкви он не мог никаким способом. Тот прогуливался с семьей внутри ограды базилики, и открыто насмехался над нейстрийцами. Нарушить же право церковного убежища никто не осмеливался, даже отважные до безумия франки. Если бы здесь была Фредегонда, она, без сомнения, нашла бы парочку вендов-язычников и, пообещав им золота, устранила бы проблему. Но ее тут не было, а она сама к Бозону испытывала некоторую симпатию, будучи благодарна за устранение пасынка. Рокколен видел только одно решение проблемы, и отправился на встречу с епископом Григорием.
— Святой отец, приветствую, — склонил он голову.
— Да пребудет с тобой благодать господня, сын мой. Когда, наконец, твое сердце утолит свою злобу? Когда перестанешь терзать несчастных жителей грабежами и насилиями? — спросил у него епископ Григорий.