— Я буду спокойна, мой государь, — со значением сказала Фредегонда, — если часть сокровищ моего мужа побудет на хранении у вас. Так будет безопаснее.
— Какая именно часть? — впился в нее взглядом Гунтрамн.
— Примерно треть, — улыбнулась ему Фредегонда.
— Половина, — отрезал Гунтрамн. — Мне усыновление племянников очень дорого обходится. Одно беспокойство от них.
— Половина, — покорно сказала Фредегонда.
— И вот еще что, — решительно сказал Гунтрамн. — Я епископа Претекстата в Руан верну, он молит о прощении и пересмотре дела.
— Но он же заговорщик, — побледнела Фредегонда.
— Не обсуждается, — отрезал Гунтрамн. — Я так решил.
— Как скажете государь, — покорно сказала Фредегонда.
— Я чувствую, мы с тобой поладим, — с удовлетворением сказал Гунтрамн. — Я не дам тебя в обиду. И твоего сына тоже. Но ты из Парижа уезжай. Под Руаном есть вилла Берни. Будешь жить там и растить сына. Узнаю, что снова плетешь интриги, не обижайся. Мы договорились?
— Да, государь, — склонила голову Фредегонда. — Я сделаю все, как вы велите.
Фредегонда смотрела на огонь и думала. Ей всегда хорошо думалось в такие моменты. Все закончилось неплохо, а ведь могло быть куда хуже. Она осталась жива, и жив ее маленький лев, Хлотарь. Она даже из медвежьего угла своего королевства крепко держала все дела в своем кулаке. Знать Нейстрии признала ее регентом при сыне, и Фредегонда понемногу прибирала власть к рукам, вырезая самых опасных. Она на словах была покорна Гунтрамну, но ведь это только слова. Как только представится возможность, она ударит. Если это не случится завтра, значит, случится через год, или через пять, или через десять лет. Она, Фредегонда, никогда и ничего не забывает. Она отомстит. Она обязательно отомстит! А если это не сделает она, то отомстит ее лев, ее надежда, ее маленький король. Пусть пока он еще сладко посапывает у ее груди, но он вырастет, а мама научит его, как нужно обращаться с врагами. Он победит всех, и станет единственным королем Франков, как его великий дед Хлотарь. Она знает это точно!