– Я провожу исследование, – признался Питер. – Хожу сюда каждый день с начала недели. Уже немного тошнит от этого.
– Какое исследование? – спросила я. – Ты же сейчас не заставишь меня отвечать на кучу вопросов?
– Никаких вопросов, – успокоил меня Питер. – Ты уже ответила. Смотри. – Он показал мне прикрепленный к планшету лист бумаги с кучей крестиков и одной галочкой. – Видишь галочку? Это ты. – Крестиков накопилось уже штук пятьдесят. – Ты стала светом среди тьмы. И все. Не хотел пугать тебя, просто очень рад, что ты здесь.
– Почему галочка только одна?
– Погляди вокруг, – посоветовал Питер. – Как ты думаешь, что в тебе особенного?
Я огляделась. И случайно встретилась глазами со спешащей куда-то женщиной. Послание от быстро идущей женщины: «В 1943 году ее отца вызвали в Ок-Ридж, Теннесси, для участия в сверхсекретных разработках под названием “Проект Манхэттен”. Итогом проекта стала 9700-фунтовая бомба по имени “Малыш”».
Я не смогла сразу ответить Питеру. «Как ты думаешь, что в тебе особенного?» Главное мое отличие от остальных – способность видеть чужую вечность. Особенной меня сделало то, что я выпила бога и сама стала богом. Или выпила летучую мышь и сама стала летучей мышью, выбирайте по вкусу. Я особенная потому, что не могу заглянуть кому-то в глаза и увидеть только его. Я вижу все и сразу.
– Ну так? – переспросил Питер.
– Что во мне особенного? Ну… – Я огляделась. – Я не загорела и мне плевать, что я не загорела?
– Не-а.
– Я не крашу волосы?
– Не-а.
– Макияж? Я не крашусь?
– Смотри не только на женщин, – уточнил Питер. – Исследование касается всех.
– И ты не пытаешься ничего мне продать?
– Не-а. Это для колледжа.
– Ты студент? – спросила я. Питер посмотрел на меня с улыбкой. Он понял, что я имела в виду: «Не староват ли ты для колледжа?» Не хотела дискриминировать его по возрасту. – Прости.
– Я долго думал, кем хочу быть, – объяснил Питер.
– Понимаю тебя.
– И потом, мне всего двадцать два.
– Ясно.
– Ну так что? Еще мысли? – Я покачала головой. – Когда я улыбнулся тебе, ты улыбнулась в ответ.
– И?
– И все. Ты не поморщилась, не опустила взгляда, не уткнулась в телефон и не сделала вид, что не заметила меня. Ты улыбнулась в ответ.
– И что в этом особенного?
Питер повел рукой, как будто посетители торгового центра были призом какой-нибудь викторины:
– Сама попробуй. Не то чтобы все вокруг излучают дружелюбие.
Я хотела ответить ему, что мне не нужны друзья, у меня их нет и меня все устраивает. Но вместо этого я пыталась понять, почему я улыбнулась. Раньше со мной такого не бывало. Неужели я улыбнулась только потому, что красивый парень улыбнулся мне первым? Или я сегодня уже улыбалась другим людям и сама того не заметила? Что со мной происходило?
– А какая у тебя специальность? – спросила я Питера.
– Психология.
– И ты бродишь тут весь день?
– Весь день, всю неделю. Извини, я проголодался. Подержишь мне место, пока я сбегаю за едой?
– Конечно.
– Тебе захватить чего-нибудь?
– Тако? С цыпленком… И дополнительной сметаной. – Питер показал мне два поднятых больших пальца.
Сегодня я могла снимать только на телефон. Все остальные камеры в этот раз остались дома. Мне резко захотелось сфотографировать его удаляющуюся спину. Я не стала ее снимать, но мне хотелось назвать снимок «Я просто улыбнулась».
========== Слишком высокая планка ==========
Питер заказал себе цыпленка в кисло-сладком соусе. Он макал цыпленка в соус, как будто фастфуд, и меня это немножко смущало. Я попыталась съесть тако, но, сидя на скамейке, я никак не могла делать это аккуратно, поэтому я отложила тако обратно на бумажный поднос. Потом я решила, что мне плевать. Я вижу этого парня впервые в жизни. Какое ему дело, как я ем тако? А еще он принес штук сто салфеток, и это было прекрасно.
Мы начали разговор с вопросов о музыке:
– Мне нравятся старые группы, – сказал Питер. – Причем все подряд, от «цеппелинов» и «нирваны» до «стоунов».
– Мои родители были чокнутыми хиппи, так что я тоже все это слушаю. Добавь чуточку Grateful Dead, Хендрикса и Pearl Jam, и наши вкусы совпадут полностью.
Некоторое время мы молча ели. Между нами не повисала тишина, потому что мой тако прожарили до хруста. По крайней мере, я постоянно им хрустела. С каждым разом, когда я поднимала глаза на Питера, он выглядел все шикарнее.
– То есть ты просто целый день ходишь и улыбаешься людям? – спросила я. Он кивнул, продолжая жевать. – Это для семинара про то, что люди кретины?
Питер хмыкнул:
– Это для доклада на летних курсах. Я назову его «Смерть элементарной вежливости в информационном обществе».
– Хм-м.
– Ты когда-нибудь читала комментарии в сети?
– Да, я понимаю, о чем ты.
– Ты в старшей школе, да?
– Только что закончила.
– Я бы взял у тебя интервью. Ну, о том, как живется выпускникам.
– Мне казалось, тебе двадцать два, – заметила я. – С тех пор, как ты сам учился в школе, она не сильно изменилась.
Я прожевала последний кусок тако – наверно, добрую его треть, которую я просто запихнула в рот, пока не засыпала крошками все колено.
– Другие студенты говорят, я слишком зациклен на том, что людей все меньше и меньше интересуют другие люди и все больше и больше – их компьютеры. Как-то так.
– Мне кажется, ты прав, – ответила я. – Даже дружба больше не похожа на дружбу.
– Поясни.
– Ну, друзья просто пишут друг другу сообщения, или собираются посплетничать, или смотрят страницы друг друга в соцсетях, или смеются над другими и все такое.
– Ты тоже так делаешь?
– У меня нет друзей, – призналась я.
– Не верю.
– Можешь не верить. Это правда.
Он изучающе оглядел меня:
– Вообще никого?
– Ну, есть одна подруга. Но только потому, что она живет через дорогу. Она не очень хороший друг. Это просто… удобно.
– А мне кажется, ты крутая.
– Я крутая, да.
– Тогда почему у тебя нет друзей? Неужели так сложно найти других крутых людей?
– Да. И нет. Не знаю. Мне просто в принципе не нравятся люди, – сказала я. – Им нельзя доверять.
– А мне?
– Что?
– Мне тоже нельзя доверять?
– Не знаю.
– Слушай, мы знакомы меньше часа. Я не думаю, что полный мизантроп стал бы сидеть тут и есть с незнакомым парнем.
– Считай это бунтом.
– Значит, я достаточно крут для тебя?
– Пожалуй. Но пока я тебя не знаю, – заметила я. – Обычно я узнаю кого-то поближе и понимаю, что на самом деле этот кто-то совсем не так крут, как казалось. Или как-то так.
– Это очень высокая планка.
– Что плохого в высоких планках? Ты же сам ходишь по торговому центру целыми днями и улыбаешься людям.
– И то верно. Но нельзя ожидать от людей, чтобы они оправдывали твои ожидания.
– Почему нельзя?
– У тебя нет друзей, так? Это уже о чем-то говорит.
– Мне не нужны друзья, – возразила я. – Что ты скажешь на это?
– Ты необычная, – заметил Питер. Он улыбался – значит, это был комплимент. Но я все равно не знала, что ему ответить. – Если ты сможешь дать интервью, думаю, мне стоило бы включить твои мысли в доклад.
– Я думала, мы уже начали интервью. – Мы посмеялись. – Думаю, теперь нам надо вернуться к разговору о музыке, а потом разойтись по своим делам.
– Не знаю. Мне все еще интересно, почему ты не хочешь ни с кем дружить.
Я задумалась:
– Мне просто не нужны друзья.
– У тебя, наверно, хорошие отношения с семьей.
– Типа того.
– Братья, сестры?
– Я единственный ребенок.
– Наверно, у тебя крутые родители.
– Да. Очень крутые.
– Значит, высокая планка началась с семьи?
Я рассмеялась:
– Да, можно и так сказать.
– Ты интересная.
– Думаешь?
– Понимаешь, о чем я?
– Я никогда нигде не стану своей, если ты об этом. И не знаю, хочу ли этого.
– Эх.
Питер выбросил наши подносы в мусор. Я тоже встала, и он разочарованно на меня посмотрел, как будто хотел еще поговорить.