Лифта внизу не оказалось, и они не стали его ждать. Это было ошибкой. Во времени они ничего не выиграли и добрались до этажа, где находился контрольный зал, совершенно запыхавшись. Несмотря на это, они еще прибавили скорости, промчались бок о бок между щитами защиты и влетели в контрольный зал.
Безжизненная фигура по-прежнему лежала на полу, другая, такая же неподвижная, растянулась рядом.
Третий человек, в панцире, стоял склонившись над триггером. Он поднял голову и бросился на них. Харпер и Штейнке вцепились в него, и все трое покатились по полу. Их было двое на одного, но они только мешали друг другу, а тяжелый панцирь защищал их противника от ударов. И он отбивался с нечеловеческой яростью одержимого.
Харпер вдруг ощутил слепящую, острую боль — его правая рука повисла как тряпка. Бронированный безумец отшвырнул их обоих. В это мгновение чей-то голос рявкнул за их спиной:
— Ни с места!
Харпер увидел вспышку и услышал глухой треск, прозвучавший неестественно громко в замкнутом пространстве контрольного зала. Человек в панцире упал на колени, качнулся назад, потом вперед и тяжело рухнул ниц. В дверях стоял Грин, поддерживая указательным пальцем еще раскачивающийся армейский пистолет.
Харпер встал и подошел к триггеру. Он попытался уменьшить мощность энергетического потока, но правая рука его совсем не слушалась, а левая была разбита в кровь.
— Штейнке! — крикнул он. — Иди сюда! Займись этим.
Штейнке подбежал к нему, взглянул на приборы и лихорадочно принялся за дело.
За этим и застал их Кинг, когда ворвался в контрольный зал минут десять спустя.
— Харпер! — закричал он, еще не успев с первого взгляда оценить ситуацию. — Что здесь случилось?
Харпер коротко объяснил. Кинг кивнул:
— Я видел самый конец вашей свалки из кабины…
Но тут взглянув, наконец, на триггер, он задохнулся от ужаса и бросился к приборам.
— Штейнке! Ведь он же не может вычислять!!!
Штейнке со счастливой улыбкой повернулся к нему навстречу.
— Шеф! — ликовал он. — Шеф, я вспомнил все, всю мою математику!
Кинг остановился в изумлении. Он только кивнул и повернулся к Харперу:
— А как ты здесь оказался?
— Я? Чтобы сообщить вам, шеф: у нас все готово!
— Что все?
— Мы закончили работу. Эриксон завершает установку оборудования для реактора на большом корабле, а я прилетел на рейсовой ракете, которая будет доставлять атомное горючее с нашей Бомбы на Землю. Вот мой штурман, — и он указал на Грина, из-за широкой спины которого выглядывал подоспевший Ленц.
— Одну минуту! — сказал Кинг. — Ты говоришь, у нас все готово для установки реактора на корабле-спутнике? Ты в этом уверен?
— А как же! Большой корабль уже летал на нашем горючем, и летал куда дольше и быстрее, чем ему понадобится, чтобы выйти на свою орбиту. И я был там, в космосе! Шеф, у нас состояние готовности номер один.
Кинг посмотрел на аварийную кнопку за хрупким стеклом посреди приборного щита.
— Горючего у нас достаточно, — проговорил он негромко, как будто беседовал сам с собой, — горючего хватит не на одну неделю.
Он быстро шагнул вперед, разбил кулаком стекло и нажал кнопку.
Пол дрогнул, и стена завибрировала, когда тонны расплавленного металла, более тяжелого, чем золото, устремились по отводящим каналам, ударили в распределительные заслонки, разбились на сотни ручейков и потекли в свинцовые контейнеры, чтобы застыть там безобидными и безопасными брусками, пока их не соберут все вместе в космосе, далеко от Земли.
ЧЕЛОВЕК,
КОТОРЫЙ ПРОДАЛ ЛУНУ
— Да ты поверь!
В ответ на восклицание компаньона Джордж Стронг лишь фыркнул.
— Кончай, Делос. Сколько лет уже эта песня тянется… Может, когда-нибудь и доберутся люди до Луны. Только не верится что-то. Во всяком случае, мы-то с тобой не доживем. Потеря энергетического спутника лишила наше поколение возможности достичь Луны.
Д.Д. Харриман ухмыльнулся.
— Конечно, не доживем, если будем без толку штаны просиживать! Мы можем сделать это!
— Во-первых, как? А во-вторых, для чего?
— Он еще спрашивает! Джордж, да есть ли в твоей душе место для чего-либо, кроме прибылей и убытков? Неужели тебе никогда не приходилось лунной летней ночью сидеть с девчонкой, глазеть на Луну и думать: а что там, на Луне?