состояніи, он предписал военному губернатору сделать необходимыя улучшенія и
назначил на сей предмет пять тысяч рублей. В библіотеке, он пожелал видеть
малабарскую рукопись и собственноручное письмо Лютера. В восемь часов
вечера, Государь опять пріехал в дом дворянскаго собранія, на бал, и оставался
33
там до полуночи, а потом, возвратясь в замок, занимался разсмотреніем
поднесенных ему бумаг почти до трех часов утра.
26-го, в семь часов утра, Император присутствовал, в качестве воспріемника, при
крещеніи сына генерал-маіора Языкова, потом отправился верхом на гласис и,
осмотрев там баталіон Тавричеекаго гренадерскаго полка, поехал к гражданскому
губернатору фон-Рихтеру, в доме котораго было устроено танцовальное утро
(déjeuner dansant). У входа в дом был сделан грот из зелени с цветочными
фестонами и гирляндами, а вся лестница уставлена померанцовыми деревьями и
цветуіцими розовыми кустами. Государя встретили дамы и девушки знатнейших
фамилій, усыпая путь его цветами. Император Александр оставался там до 10-ти
часов, а в 11-м отправился в дальнейшій путь, чрез Митаву. По выезде из Риги,
узнав, что жители перновскаго уезда, от трех-летняго неурожая, терпели крайнюю
нужду, он приказал отпустить, для раздачи им, из рижских казенных магазинов
4,000 четвертей муки. В Мемеле Император Александр съехался с прибывшим
туда на смотр своих войск Королем Фридрихом-Вильгельмом III. На пути оттуда в
Вильну, близ Ковна, Государь, видя народ столпившійся в кучу на берегу Немана,
приказал остановить свою коляску, подошел к крестьянам, и узнал, что один из
них, таща вместе с прочими барку, был сильно зашибен лопнувшим канатом.
Император сам пособил поднять раненаго, послал за лекарем, котораго, к
счастью, нашли вскоре, поддерживал больнаго, пока ему пустили кровь, и поехал
далее не прежде, как уложив страдальца со всевозможною осмотрительностью на
повозку и
з
34
отправя его в ближайшую деревню. В тот-же день, 6-го іюня, Государь пріехал в
Вильну, где посетил университета и богоугодныя заведенія, из коих
преимущественно остался доволен больницею сестер милосердія, и удостоил
своим присутствіем бал данный жителями города.
9-го іюня, в Гродне, Император Александр осмотрел незадолго пред тем
переведенный туда из Шклова кадетскій корпус. Гродненское дворянство, желая
отпраздновать в духе Монарха торжество, его прибытія, пожертвовало 1,200
червонцев на приданое двенадцати недостаточным девушкам. В Минске, он
посетил многія общественныя заведенія и был в театре и на бале, данном
городскитм обществом, где танцовал много, и говоря с Огинским, изъявил свое
удовольствіе на счет участія в собраніи всех сословій. В Могилеве, 15-го іюня, и в
Витебске, 17-го, Государь цреимущественно обратил вниманіе на богадельни и
госпитали, а в Полоцке—на учебныя заведенія Іезуитов (20).
Нельзя неупомянуть здесь об одном из случаев во время путешествія Императора
Александра, в 1807 году, чрез Литву. Опередив на довольно большое
пространство свою свиту, Государь усмотрел на берегу Виліи несколько человек,
только что, вытащивших из воды тело утонувшаго крестьянина, и не будучи узнан
ими, помог им раздеть тело и тереть виски, руки и подошвы ног обмершаго, но все
было тщетно; несколько минут спустя подоспела сопровождавшая Императора
свита: князь Волконскій, граф Ливен и лейб-хирург Вилліе. По желанію Государя,
снова были испытаны
35
все средства к спасенію погибшаго, и столь-же безуспешно. Вилліе пустил ему
кровь, но она не пошла и — как будто — застыла; Вилліе решительно объявил,
что уже неоставалось никакой надежды вызвать жизнь угасшую невозвратно.
Император Александр однакоже настоял, чтобы лейб-хирург еще раз испытал
кровопусканіе. Вилліе, покачав головою, исполнил его желавіе, и на этот раз, к
удивленію врача, пошла кровь и вздохнул мнимо-умершій. По свидетельству
самого Вилліе, никакія слова не могут выразить восхищеніе и радость
благодушнаго Монарха. Подняв глаза к Небу, он вскричал: „Боже милостивый! Сей
день есть лучшій день моей жизни", и лице его покрылось слезами благодарности.
Вилліе, найдя, что у больнаго уже довольно было выпущено крови, приступил к
перевязке, и Государь, разорвав свой платок, сам перевязал руку спасеннаго им.
Прійдя в себя, крестьянин с удивленіем смотрел на неизвестнаго, усердно о нем
заботившагося, человека. Государь оставил его только тогда, когда перенесли его