Ей надо внимательно смотреть на себя в зеркало, чтобы не было на лице ее ни малейшего пятнышка грязи… и все это ради того, чтобы сбить с пути истинного и соблазнить собой своих любовников – сегодняшних любовников, которые завтра ее покинут… Потому что она, сотворенная из праха и пыли, с неистовым рвением стремится угодить сатане[196].
Собравшиеся церковнослужители были растроганы до глубины души, когда Нонн продолжил свою проповедь, относившуюся к поведению Пелагии, и молил Господа о ее спасении.
Позже в самой большой церкви Антиохии Нонн так красноречиво и эмоционально совершал Божественную литургию, что задел за живое всех присутствовавших; те так рыдали, что пол в храме стал мокрым от их слез. Многие были поражены тем, что Господь побудил Пелагию прийти в храм, это казалось просто невозможным. Она впервые задумалась о том, насколько была грешна, и эта мысль повергла ее в ужас. Остальные верующие, тронутые охватившими ее чувствами, дивились тому, что епископу Нонну только что удалось наставить грешную прожигательницу жизни из их города на праведный путь.
После службы Пелагия послала двух своих слуг к епископу Нонну с письмом, в котором просила его об аудиенции. Он согласился, но при условии, что встреча будет происходить в присутствии других людей. Епископ предупредил ее, что был обычным мужчиной, поддающимся искушению. В церкви, выбранной местом аудиенции, на глазах других священнослужителей, которых Нонн попросил стать свидетелями их встречи, Пелагия бросилась ему в ноги и стала умолять крестить ее по христианскому обычаю.
Я блудница, мерзкий камень, о который многие спотыкались и были осуждены на вечные муки. Я сатанинская, порочная ловушка, установленная дьяволом, в которую он поймал многих людей и уничтожил их. Я алчная хищница… коварная волчица… трясина бездонная[197], –
стонала она, распростершись на грязном полу. У всех присутствовавших, кроме Нонна, это драматическое зрелище вызвало слезы на глазах, но он настаивал на том, чтобы Пелагия соблюдала церковный закон, требовавший, чтобы блудница пригласила на обряд крещения людей, которые были согласны стать ее крестными родителями.
Несдержанной и порывистой Пелагии перечить было непросто. «Тебе придется отвечать за меня пред Господом, если не станешь меня крестить прямо сейчас, – крикнула она, добавив при этом такую грубую брань, какая была свойственна разве что погонщикам верблюдов: – Ты станешь изгоем у своего святого алтаря и отречешься от своего Бога, если сегодня же не сделаешь меня невестой Христовой»[198].
Ей удалось уговорить Нонна, и вскоре для проведения церемонии прибыл епископ антиохийский. Шлюха, известная в народе под именем Марганито – так сирийцы называли жемчуг, которым она была в изобилии украшена, – была крещена как Пелагия, именем, данным ей при рождении. Как только все сели за стол, чтобы отпраздновать торжественное событие, в дверь постучал дьявол и стал громогласно обвинять Нонна в том, что тот умыкает его добычу. Чтобы отвергнуть претензии сатаны, Нонн сказал Пелагии, чтобы та намазалась елеем. Она так и сделала, и нечистый, как и следовало ожидать, сгинул. За восемь дней обряда крещения он часто появлялся вновь, предлагал ей драгоценности и богатства, чтобы она вернулась к нему на службу, и стонал, досадуя на то, что она от него ушла. В ответ Пелагия перебрала все свои вещи и передала их Нонну – своему учителю и духовному наставнику. Мирские блага уже не имели для нее значения. Вновь обретя целомудрие, она теперь готовила себя к тому, чтобы стать невестой Христовой, и ничто не могло ее от этого удержать.