Одно из выражений христианской любви имело особенно далеко идущие последствия. Церковь часто совершала заупокойные службы по бедным братьям. Христиане чувствовали, что лишить кого-то последних почестей – это было ужасно. Лактанций, ритор из Северной Африки (ок. 240–320), писал: «Мы не позволим вышвырнуть образ и подобие Божье на поживу диким зверям и птицам; его надлежит вернуть земле, от коей он был взят».
Во второй половине II века, по крайней мере в Риме и Карфагене, церкви начали завладевать кладбищами. Одно из старейших находится к югу от Рима на Аппиевой дороге – в так называемых катакомбах. Так христианское сострадание к телам мертвых объясняет, как христиан стали ассоциировать с катакомбами – подземными коридорами, отведенными под кладбища в Риме и окрестностях.
То, как это милосердное служение влияло на язычников, явлено в наблюдении одного из злейших врагов христианства, императора Юлиана Отступника (332–363). Воцарившись, он хотел вдохнуть жизнь в традиционную римскую религию – и это оказалось труднее, чем он ожидал. Юлиан стремился оттеснить христианство и вернуть древнюю веру, но ясно видел влекущую силу христианской деятельной любви:
Безбожие [т. е. христианская вера] возросло прежде всего из-за служения странникам из любви к ним и заботы о погребении мертвых… Это позор, если никто из иудеев не просит милостыни, если нечестивые галилеяне заботятся не только о своих бедняках, но и о наших, а наши напрасно ждут нашей же помощи.
И, наконец, в дни гонений христиане могли явить всем свою веру. Мученики умирали в амфитеатрах на глазах у тысяч. Изначально термин martyr («мученик») значил «свидетель», и именно свидетелями были многие христиане в миг смерти.
Римляне были грубы и жестоки, но не бессердечны. И их поражали и подвиги мучеников, особенно девушек, деливших страдания с мужчинами, и спокойная храбрость перед лицом мучений, и учтивость к врагам, и радостное принятие страданий как пути, предначертанного Господом и ведущего в Его Царствие Небесное. Порой язычники обращались в христианство в тот самый миг, когда видели, как на их глазах судят и убивают христиан.
Так росли христианские церкви, и настал миг, когда Рим уже не мог ни игнорировать веру, ни подавить ее – и ему пришлось идти на уступки.
Впрочем, этот период необычайного роста, предшествовавший переходу христианства из катакомб в имперские дворцы, призван напомнить: Церковь истинно кафолична только тогда, когда ею движет евангельский призыв – привести всех к живой вере в Иисуса Христа.
Рекомендации к дальнейшему прочтению
Davidson, Ivor J. The Birth of the Church: From Jesus to Constantine, AD 30–312, Baker History of the Church. Vol. 1. Grand Rapids: Baker, 2004.
Davies, J. G. The Early Christian Church: A History of Its First Five Centuries. Garden City, NY: Doubleday, 1967.
Dunn, J. D. G. Jews and Christians: The Parting of the Ways. Grand Rapids: Eerdmans, 1999.
Green, Michael. Evangelism in the Early Church. Grand Rapids: Eerdmans, 1970.
Hurtado, Larry. How on Earth Did Jesus Become a God? Historical Questions about Earliest Devotion to Jesus. Grand Rapids: Eerdmans, 2005.
Wagner, W. H. After the Apostles: Christianity in the Second Century. Minneapolis: Fortress, 1994.
4. Если Тибр разлился
Гонения на христиан
В глазах широкой публики ранняя Церковь прежде всего была благородной армией мучеников. Да, во многом это так. И не было мученика благороднее, нежели Поликарп, убеленный сединами епископ малоазийской Смирны.
Почтенный пастырь был христианином. Власти привели его на заполненную народом арену и готовились отдать на растерзание львам – но неохотно. Они предпочли бы снять с него обвинения.
«Просто поклянись именем Цезаря», – упрашивал наместник.
«Я христианин, – ответил Поликарп. – Если хочешь узнать, что это значит, назначь день и слушай».
«Убеди людей», – сказал правитель.
«Я буду объяснять тебе, но не им».
«Тогда я брошу тебя к зверям!»
«Веди своих зверей».
«Презираешь зверей? Я сожгу тебя!»
«Ты пытаешься запугать меня костром, который не прогорит и часа – но ты забыл о неугасающем адском огне!»
Наместник воззвал к людям: «Поликарп говорит, он христианин!» – и толпа взревела: «Это учитель Азии! Отец христиан, губитель наших богов!»
И Поликарп взошел на костер, молясь о том, чтобы смерть его была принята как достойная жертва.
Впрочем, подобная картина – беззащитные мирные христиане в белых мантиях, грозные львы, алчущая крови толпа и эхо криков в амфитеатре – весьма обманчива. До 200 года нашей эры римляне если и пытались заставить христиан замолчать, то в лучшем случае без особого интереса, и лишь немногие римские императоры были кровожадными злодеями.