Итак, сегодня я еще успею простить Тьеррана и позволю остаться ему здесь. Даже, пожалуй, предложу все-таки отправиться на прогулку с Вестой, да… Насколько я знаю, Тьерран любит вино оставлять в своей комнате, у него в последнее время завелась привычка пить перед сном… Не спится бедняге, ха! Скотина… Откуда я это знаю? Ну, если работать всю ночь и спать всего пару часов, то с утра болит голова. С такой головной болью очень сложно не то что работать, но даже адекватно отвечать на простые вопросы… И тогда, когда дом опустевает (демоны сматываются “на работу” во дворец, Веста отправляется с каким-либо поручением, горничная уходит за покупками на рынок…)—тогда я пытаюсь избавиться от головной боли с помощью физической работы. А поскольку я не умею ни махать мечом, не люблю мыть посуду и тем более стирать… Я убираю комнаты. Сколько полезного можно узнать о человеке, всего лишь неделю убирая его комнату! У Тьеррана с утра всегда стоит пустой графин—такие я покупала специально для вина. А вечером я часто сталкиваюсь со служанкой, которая относит этот графин, только полный, в комнату поганца. Значит…
… Все шло хорошо. За ужином я холодно отметила, что все планы остаются в силе—то есть фактически объявила Тьеррану, что он прощен. Интересно, у него хоть шевельнулось где-то внутри чувство вины—ведь я простила (это он так думает), а он меня предал… Ненавижу предателей! Ибо они—свидетельство моей ошибки, ведь если тебя предают, значит, ты создал для этого все условия… Так вот, если и шевельнулось—то он ничем этого не выдал… Ну и поделом!
Из-за стола я вышла рано—голова снова болела, и есть совершенно не хотелось. Данте бросил на меня обеспокоенный взгляд—и на душе отчего-то потеплело. Есть тот, кто обо мне беспокоится. И именно поэтому сегодня Тьерран получит в вино не смертельный яд, а всего лишь это безвредное зельице.
Самое время для второй части моего плана. Флакон мирно лежал в кармане моего платья (все-таки есть польза в этих безразмерных балахонах! Мне этот флакон никогда бы не спрятать ни в деловом костюме, ни в джинсах и майке.) Сейчас все в столовой—служанка следит за сменой блюд (она у меня одна), повариха на кухне (я не дождалась десерта, а сегодня в меню был один, который нужно готовить прямо перед тем, как выставить на стол… очень сложный десерт!)… Все спокойно ужинают.
Я прошла по лестнице на второй этаж, затем по коридору… Комната. Служанке я сегодня разрешила уйти сразу после ужина—а поэтому вино должно быть уже на месте. Проскользнув в комнату Тьеррана, я увидела графин и рядом бокал. Так, бокал нам не нужен… Что делать? Чтобы Тьерран пролежал слабеньким котенком месяц, после которого информация о прогулке уже будет неактуальна, нужно, чтобы он выпил все содержимое флакона. Можно рискнуть и вылить часть вина, а остальное разбавить зельем… но это будет подозрительно. Значит, оставим как есть. Я вылила в графин содержимое флакона и аккуратно вышла. Завтра надо не забыть зайти к уже больному и унести графин… чтобы особо дотошные не стали проверять. Конечно, на меня не выйдут, но Данте будет обо всем догадываться, и давать ему в руки улики против меня… Нет, так не пойдет. В теле Тьеррана яд не диагностируется, и действует, пока вся доза не будет выведена из организма. Другое дело—вино. Там этот состав найти проще простого. Слава богам, что хоть на вкус не различим.
Перед тем, как отправиться спать, я зашла к Владу. Он уже спал, и эта картина меня умиротворяла. Мой ребенок… Может, стоит выйти замуж за твоего папу? Как ты думаешь? Я подумаю… Ведь он меня еще никогда не предавал, и всегда, когда нужен, рядом. Может, это и есть любовь?
Я лежала в постели, когда дверь легонько скрипнула. Я притворилась спящей. В темноте вырисовался силуэт, и некое шестое чувство (у меня их было всего пять!) шепнуло: “Данте”. Он тихо проскользнул к кровати (мелькнула гадкая мысль: отрабатывает навыки шпионажа, а потом будет муштровать своих теней!) и наклонился надо мной. Задумчиво так. Я открыла один глаз.
—Что-то забыл?
Он вздрогнул и отшатнулся. Нет, шпионом быть ему не светит—нервы никуда не годятся.
—Милая, как хочешь, но сплю я теперь здесь.
—Да? И кто тебе такое сказал?—от удивления я раскрыла второй глаз.
—Никто,—прошептал он мне на ухо. Аккуратно завернул меня в одеяло и обнял. Стало тепло и уютно. Даже головная боль поутихла.
—Милая, разобралась с Тьерраном?
Я хмыкнула. Буду я ему еще что-то рассказывать! Обойдется! И так из постели не выгнала…
Последней мыслью, посетившей меня перед сном, оказалось: а может зря я держала его на расстоянии? Конечно, он гад, и я не уверена, любит ли он меня, а не абстрактную ли… но… дальше я не додумала.
Данте
Гелла за ужином почти ничего не съела, и меня это обеспокоило. Снова ее головные боли? Черт бы побрал этого Тьеррана… В конце концов—моя ли ни в чем не виновата! Пусть сам разбирается со своими проблемами! Закончив ужин, я ушел в свою комнату. На столе сиротливо прикорнули документы по пошлинам на металлы—с ними я так и не разобрался. Ну и черт с ними. Раздевшись, лег.
Сон не шел. Посмотрел на часы—прошло всего полчаса с тех пор, как лег. Не может быть—часы сломались. Для меня прошла вечность. Повернулся на другой бок, попробовал заснуть. Ничего. Встал, походил по комнате. Снова лег, полежал минут пять. Встал, накинул халат и пошел в комнату Геллы. Спит или не спит? Выгонит или не выгонит?
Размышляя так, я начинал понимать, чего добивалась Гелла. Теперь я точно играл по ее правилам, но… почему то мне казалось, что так у меня гораздо больше шансов выиграть, чем во дворце… И кто мне подскажет, откуда это ощущение?
Гелла не спала—об этом я узнал, когда наклонился над ней. Моя ли. Пододвинув ее и обняв, спросил:
—Милая, разобралась с Тьерраном?
Ну естественно, она ничего не расскажет. Но ей полезно знать, что я знаю… Да, именно так: что я знаю.
Потом еще долго наблюдал, как она засыпает, и думал над тем, какой же она все-таки ребенок. Моя маленькая ли. Такая маленькая и беззащитная, которая тоже хочет верить в сказку—как в случае с Тьерраном и Вестой… А Тъерран все-таки дурак.
Гелла
Утром я открыла глаза и обнаружила, что сплю не одна. Черт, совершенно забыла, что вчера ко мне напросился Данте!
Так, это временно отодвинем… Нет, не буду об этом думать! Ну спал, ну и что?! Сейчас надо думать о том, как забрать графин (если там осталось вино) из комнаты Тьеррана?
Ткнув в бок демона, позвала:
—Данте…
Он уткнулся носом… нет, не в подушку—в мою грудь и промычал:
—Раксана, дай поспать…
Дать поспать… Заманчиво, но надо вставать… Что?!! Рак-са-на?!! Вот и верь мужчинам! Выползла из кровати (он меня наконец-то выпустил) и прошла в ванную. Там набрала ведро воды (интересно, что здесь делает ведро? Потом устрою головомойку служанке!) и подкралась к кровати. На минуту замерла, раздумывая, а стоит ли портить свою же кровать? Ведь мне в ней сегодня еще спать? Но потом решила, что это—мелочи, а то, что меня перепутали с Раксаной—не мелочи. И вылила ведро ледяной воды на демона. Проснулся он быстро.
—Милый,—промурлыкала я, глядя в его ошалелые глаза.—Милый, ты здесь больше не спишь, ясно?
—Гелла, что случилось?—вот это выдержка. Ведро воды—а он всего лишь спрашивает, что случилось?!
—Ничего, родной, ничего. Просто та теперь здесь не спишь—а спишь с Раксаной. Хоть бы лапочкой и зайчиком назвал…
—Гелла, ты не так поняла. Раксана—это прошлое… Моя бывшая постоянная любовница. Ты ее увидишь…
—Драгоценный, если обнимая меня, ты способен назвать меня Раксаной, то она—не прошлое. Скорее я несвершившееся будущее, понимаешь? А теперь вон!
Мне было грустно. Конечно, это быт… подумаешь, назвал другим именем! Нельзя же требовать от человека (или демона), чтобы он думал только и только о тебе, даже во сне ни с кем тебя не путал… Он шел ко мне, даже не потрудившись накинуть халат. Так, во-первых—не покраснеть, во-вторых—не отвернуться, постоянно держать зрительный контакт. Если отвернуться—примет за слабость.