Во втором письме, адресованном генеральному президенту, Поншартрен говорит о негласном характере такого рода дел, подчеркивая, что принцип «писем с печатью» заключается именно в нем: «[По „письмам с печатью”] начинают действовать, только приняв все необходимые меры предосторожности во избежание возмущения и скандала». В данном же случае молодая женщина была похищена в полдень, при выходе из церкви, с участием толпы лучников, в результате чего город Ренн и вся Бретань целиком оказались в курсе событий: «Можно ли было вообразить более позорящий и бесчестящий способ действия, чем тот, который был выбран?» И Поншартрен добавляет: «Прежде чем действовать подобным образом, первому президенту парламента следовало бы по крайней мере принять меры, чтобы не допустить скандала, а он поступил как раз наоборот».
Без сомнения, это скрытое признание; можно предполагать, что Поншартрен при некоторых условиях мог бы простить этот промах, будь соблюдена тайна. Сохранение тайны — это основа, высшее оправдание «письма с печатью». Арестовать незаметно, помешать скандалу, скрыть вину и личность виноватого — вот в чем суть королевского «письма с печатью». Господин де Брилак был неправ во всем: он не только присвоил себе право, которое ему не принадлежит, но и провел арест девицы дю Коломбье с недопустимым шумом и скандалом.
Эти письма Поншартрена являются строгой и точной интерпретацией «письма с печатью» — к тому же не следует забывать, что дело происходило в самом начале века, в 1709 году. К середине XVIII века использование королевских «писем с печатью» набирает обороты, и вместе с тем получить их становится легче. Известно, что в Париже генерал–лейтенант полиции обладает привилегией сдерживать использование королевских приказов и прибегать к ним, когда речь заходит об общественной безопасности и спокойствии, о городской полиции и о судьбе некоторых злоумышленников. «Письмо с печатью» становится способом оздоровления столицы: известно, что Берьер, Сартин и Ленуар использовали его очень часто. Благодаря согласию с этой процедурой и личной инициативе в ее применении семьи будут получать пользу от этих экстренных и исключительных мер.
Сохраненная тайна
Придание веса своей чести через раздувание конфликтов, вызванных насилием, драками, воровством, а также обманами и злонамеренностью, было для людей незнатных и без положения в обществе средством выживания и защиты от оговоров. Заключение виновного в тюрьму и следствие, проводимое полицией, может смягчить невыносимое положение семьи, ставшей предметом сплетен и пересудов соседей. Если король своим тайным приказом, не прибегая к обычному судопроизводству, помещает смутьяна в тюрьму, честь семьи спасена. Неожиданно скрытое бесчестье обеляет семью в глазах общества, и она снова предстает перед всеми безупречной.
Этими действиями семья скрывает то, что плавильный котел частной и общественной жизни не давал возможности замаскировать. Чтобы сохранить тайну и некоторую интимность, она прибегает к помощи королевских приказов, квинтэссенции абсолютной власти. Это удивительный парадокс: простонародной семье льстит сознание того, что, как знать и буржуазия, она становится предметом королевского внимания и получает возможность освободиться от позорного клейма, восстановив репутацию и отмежевавшись от унижающего достоинство судопроизводства.
Просьбы семей
Этот процесс становится полностью внутрисемейным: семьи эти далеки от понимания того, что подобные меры воздействия могут быть чрезмерными по сравнению с ничтожностью угрозы их чести. Существует множество примеров того, что родственники боятся освобождения своего узника, потому что если он возьмется за старое, это сможет снова запятнать их честь. Это можно обнаружить в делах заключенных: на прошения, адресованные семье, поступают резкие отказы в освобождении провинившихся родственников.
Очень показательны в этом отношении письма губернатора острова Ла–Дезирад[488]. В период между 1763 и 1789 годами он посылает списки «лиц, для которых возможно возвращение в общество». Практически в каждом случае он отмечает, что семья совершенно этого не хочет, и уточняет, что, несмотря на это, молодой человек готов подчиниться всем семейным решениям. Один согласен жениться по выбору отца; другой говорит, что, будучи «таким ужасным», он больше не отказывается стать монахом, как того желала семья. Это были странные списки людей с трагической судьбой, ослабевших от болезней, нищеты и каторжного труда. Одно письмо от 1765 года особенно пронзительно: обращаясь к отцу, некто Альо восклицает: «Сжальтесь надо мной, неужели я еще недостаточно наказан тем, что у меня болит нога, что я разлучен с женой и сыном, нахожусь в 2000 лье от родины, отверженный хуже негров, населяющих эту страну?»[489]
Те же, кто сидел в парижской тюрьме, тоже имели странные отношения со своими родственниками, которые постоянно наводили справки об их поведении и регулярно сообщали свое мнение о том, освобождать их или продолжать содержать под стражей. Достаточно часто сами заключенные, причем примерного поведения, просят оставить их в тюрьме. Документы настолько лаконичны, что нет возможности понять, чем вызваны такие решения. Не исключено, что некоторые из них предпочитали оставаться в тюрьме, а не испытывать тяготы жизни в семье и не чувствовать себя изгоями.
Каковы бы ни были внутрисемейные отношения, нельзя не отметить, до какой степени обычным делом стало заключение в тюрьму по требованию семьи для защиты чести и тайны и наглядной демонстрации непутевым родственникам, что такое испорченная репутация.
Ответ властей: общественный порядок
Первоначально власти полностью удовлетворяли жалобы и просьбы семей о заключении кого–то из родственников в тюрьму. Но их волновало соблюдение не только чести семьи, но и общественного порядка и спокойствия. Именно общественный порядок был целью учреждения в 1665 году должности генерал–лейтенанта полиции. В полицейских справочниках подчеркивалось, что общественный порядок базируется на мире в семьях и на всеобщем счастье. «Полиция — это наука управлять людьми и приносить им благо, искусство делать их счастливыми, насколько это возможно и в той мере, в какой это необходимо для интересов всего общества», — утверждает господин дез Эссар[490]. Такое понимание полиции сродни философии в широком смысле этого слова: содействие счастью и общественному благу, лучше сказать — обеспечение общественного блага через счастье людей. Уверенность в этом подготавливает формирование понятия полиции, давая ей статус «науки о счастье». Определенная таким образом задача огромна; понятно, что для ее решения недостаточно устранить лишь грубейшие нарушения порядка, влекущие за собой резонансные юридические последствия.
Требование отправить кого–то в тюрьму может быть вызвано одновременно заботой о счастье семей и о поддержании общественного порядка. Так, через принуждение, формируется «гражданская» концепция чести, которой с течением времени становится присуще уважение к соблюдению общего порядка; в ней наблюдается отход от идеи чести как проявления кастового превосходства.
Неудивительно, что, руководствуясь философией счастья и порядка, полиция заботится о благополучии семей. Все или почти все становится ее движущей силой. И именно это пишет Дюшен в «Полицейском кодексе» (1757), представленном автором в виде резюме большого «Трактата» Дельмара: «Основным предметом работы полиции является общественная польза; темы, которые она охватывает, до некоторой степени неопределенны». Общественная польза перекликается здесь с идеей «цивилизации», которая помогает нации жить по разумным правилам. Как известно, в то время понятия цивилизации и вежливости, мягкости, цивилизованности были очень близки. Очень хорошо определяет смысл этого Норберт Элиас: «цивилизованный» значило «воспитанный», «вежливый»; эти практически синонимичные слова придворная публика употребляла для обозначения специфичности своего поведения и для противопоставления своих нравов и образа жизни образу жизни простых людей, уровень социального развития которых ниже[491]. Впрочем, Мирабо–старший не ошибается, когда пишет: «Если бы я спросил: „В чем, по–вашему, заключается цивилизованность?”, то получил бы ответ: „Цивилизованность народа заключается в смягчении его нравов, развитии городов, вежливости"».