Парижские бордели идут в ногу со временем. Опьяняющие ароматы, роскошный декор, блеск зеркал, избыток ковров, электричество — все это обновляет тактику соблазнения. В гротах Калипсо или садистских монастырях «нимфы» или «монахини» оттачивают свое мастерство. Глаза зрителей услаждают живые картины, представляемые в отдельных кабинетах, далеких предках кабин life–show. Некоторые бордели специализируются на чем–то конкретном. Требуются новые формы продажной любви. На каждое «извращение» есть теперь свои специалисты и свои ниши.
Параллельно распространяются новые формы проституции, лучше согласующиеся с новыми желаниями. Уже при Июльской монархии танцовщицы из Оперы проявляли благосклонность к солидным господам, которые соглашались их содержать. Гораздо более раскрепощенные кокотки имперских времен требовали галантного обращения. В дальнейшем стиль отношений демократизировался. Представители мелкой буржуазии мечтали об аристократическом разврате. Кафешантаны и кабаки предоставляли им это. Здесь промышляли бедные артистки, вынужденные отдаваться господам на танцульках, в отдельных кабинетах, которых развелось великое множество. Буфетчицы из пивных в Латинском квартале предлагают студентам иллюзию любви и немного отсрочивают закат эры гризеток.
Надо сказать, что лучше всего новым формам утоления страсти отвечали подпольные или, по крайней мере, не очень заметные дома свиданий; префект Лепин даже решает относиться к ним терпимо, чтобы иметь возможность контролировать. Дом свиданий, который содержит респектабельного вида дама, как правило, занимает лучший этаж красивого дома. Открыт только днем. Знакомство происходит в гостиной, обставленной хорошей мебелью. Женщина приходит в шляпе, в одежде приличной буржуазной дамы. Она соглашается на то, чтобы долго «резвиться» в комнате, по виду напоминающей супружескую спальню. Разумеется, в конце ее ждет подарок.. Приличные мужчины, завсегдатаи домов свиданий, ищут именно любви за деньги; они хотят секса с чужой женой, чего при других обстоятельствах им бы не удалось добиться. Дом свиданий дает им иллюзию светского соблазнения. Хозяйка заведения полагает, чаще всего ошибочно, что женщины, которые посещают ее салон, — это респектабельные жены, бедные светские «львицы» или сексуально неудовлетворенные женщины. Очень многие провинциальные рантье, приезжающие в большие города, охотно приходят в этот «театр теней». В любом случае бегство после неудачи — это ужасное бегство, мысль о котором преследует Гюисманса и Мопассана, — будет менее унизительным, чем бегство из борделя.
Потребность оставлять за собой хотя бы подобие чувства и возможность наслаждения спускается с вершины социальной пирамиды к ее подножию. С 1880 года либерализация розничной торговли алкогольными напитками в кабаках и кафешантанах делает менее унизительной всю ситуацию как для клиента, так и для девицы — по сравнению с борделем. С этого же времени распространяется так называемая подпольная проституция. Уличная девица становится обычным явлением, растворяется в толпе, фланирующей по бульварам; оправдываются хитрости и уловки, особенно когда речь идет об одурачивании простачков, думающих, что они покорили сердце красавицы.
Очевидна важность пятидесяти прекрасных лет — от Второй империи до I Мировой войны. В паре мужчины и женщины медленно происходят изменения, новая сексуальная этика готова ворваться в жизнь общества. Не следует обманываться образом викторианской морали, бескопромиссной и монолитной. Эти полвека, которые Эдвард Шортер рассматривает просто как переходную фазу от одной сексуальной революции к другой, мне кажутся в целом более новаторскими, чем долгий период, который тянется от эпохи Консульства до середины Второй империи.
Потрясения, происходящие в этот период в обществе, меняют облик частной жизни; они многим обязаны процессу имитации. Стиль поведения аристократии, затем буржуазии переходит «в народ». Разумеется, «народный секс» привлекателен; разумеется, низы общества обретают известную эротическую свободу, в частности во времена Июльской монархии. Однако это поведение не получило широкого распространения. Во Франции современные формы либерализации нравов, то, что Эдвард Шортер называет второй сексуальной революцией, сформировались в недрах господствующих классов. Авторы водевилей, леворадикальные политики, некоторые буржуазные феминистки, неомальтузианцы, теоретики свободной любви и особенно ученые, благодаря деятельности которых сложилась сексология как наука, — все они оказали больше содействия проявлению современной чувственности, чем смутные блуждающие союзы приехавших в Париж при Луи—Филиппе. Как отмечает Бронислав Бачко, сожительство людей из народа во времена Июльской монархии не соответствовало браку; современное сожительство чаще всего позиционируется вне этой институции.