Сами революционеры почувствовали необходимость обозначить границы частного и публичного: женщинам отводилась роль в частной жизни, мужчинам — в публичной. Начиная с 1794 года, в 1803‑м, в 1816‑м и далее на протяжении всего XIX века демаркационная линия между публичным и частным, мужчиной и женщиной, политикой и семьей лишь укреплялась. Даже самые пламенные революционеры не выдержали давления, возникшего из–за вторжения публичного мира в мир приватный, и задолго до Термидора постепенно стали умерять свой пыл в этом вопросе. Но отголоски произведенного ими шока звучали вплоть до 1970‑х годов, когда французское семейное законодательство вспомнило о некоторых принципах 1792 года: закон о разводе от и июля 1975 года сделал эту процедуру такой же легкой, какой она была согласно закону от 1792 года; закон от 4 июня 1970 года освободил пару от пережитков главенствующей роли мужчины в семье, как это было в первые годы Революции, а закон от 3 января 1972 года обеспечил незаконнорожденным детям права, которые они уже получили на II году Революции. Чем можно лучше измерить современность революционных принципов и долговременные результаты (плохие и хорошие) наследия Революции?
SWEET HOME [20]
Кэтрин Холл
1820 год был в Англии годом королевы Каролины. Каролина Брауншвейгская, «оскорбленная королева Англии», была супругой принца–регента Георга, сына короля Георга III. Это не был «брак по любви», какая бы то ни было страсть отсутствовала. Практически сразу после свадьбы супруги разъехались; у них была единственная дочь — принцесса Шарлотта. Георг наслаждался жизнью, занимался политическими интригами. Он находил «немецкие» манеры жены вульгарными, ее любовь к сплетням и пустой болтовне — невыносимой, и мечтал отделаться от супруги. Столкнувшись с неприкрытой враждебностью мужа, оставившего у себя их дочь, Каролина покинула Англию и вела на континенте жизнь скитающейся принцессы.
Каролина, «оскорбленная королева»
В 1820 году Георг III скончался, и регент, выполнявший обязанности отца, впавшего в слабоумие на фоне таинственного психического заболевания, принял бразды правления. Но будет ли Каролина признана королевой? Новый король был решительно настроен воспрепятствовать этому и настоял, чтобы ее имя было исключено из литургии. Взбешенная подобным отношением к своему, как она считала, законному праву, Каролина отправилась в Англию и прибыла туда в разгар бурной полемики, чем очень обрадовала радикально настроенных врагов короля, довольных представившимся случаем атаковать его. Министры посоветовали королю поторговаться, но компромисса достичь не удалось, тогда настроенный на развод король прибегнул к специальной процедуре в палате лордов.
Весь 1820 год бракоразводный процесс королевской четы занимал умы англичан. С газетных полос не сходили малоприличные подробности происходившего во дворце, лорды выслушивали свидетельства о скандальных связях хозяйки со слугами и браке без любви.
Однако общественное мнение встало на сторону королевы, а не короля. Королева выступала в роли несчастной жертвы аристократических браков. Отцы, супруги и братья были призваны на ее защиту, как рыцари, сражались они во имя «домашней добродетели», самой главной ценности английской цивилизации. В защиту Каролины проводились настоящие демонстрации — например, жестянщики и медники устроили в ее честь рыцарский парад.
Однако Каролина не смогла как следует сыграть отведенную ей роль незапятнанной героини. Миф о ней быстро развеялся. После того как король проиграл бракоразводный процесс, Каролина вынуждена была забыть свою мечту о коронации. Король был коронован единолично, но за свой публичный триумф он заплатил сдачей позиций у себя дома.
Это дело демонстрирует появление нового взгляда на семейную жизнь. Джон Булль[21], этот символ английской чести и мужественности, писал в своей «Оде Георгу IV и его супруге Каролине»:
«Народ» требовал, чтобы король выполнял свои обязательства перед семьей и относился к гражданам страны с отеческой заботой. Быть настоящим королем означало также быть образцовым супругом и отцом. Невозможно обеспечить спокойствие нации, если в собственном доме у короля не царит безмятежность. Добропорядочность в семейной жизни — главная ценность английского менталитета, и народ не мог любить короля–отца, если добродетель в его семье не торжествовала.
История «оскорбленной королевы» сказалась на стиле поведения английских монархов. Наследник Георга IV Вильгельм IV и его супруга Аделаида были идеальной парой. Виктория, этот «английский розовый бутон», была образцовой женой и матерью. По словам некоего проповедника, произнесенным в 1849 году, «трон нашей честной и простой королевы возвышается посреди счастливых домов ее преданного народа. Она имеет право на наше доверие и на нашу привязанность прежде всего за свою семейную добродетель. Она королева — настоящая королева, — но она также и настоящая мать и супруга…»
Георг IV не смог добиться послушания и уважения со стороны своих подданных, не имея крепкого тыла в виде семьи. Виктория же была образцом женственности; она сумела завоевать доверие подданных, всей своей жизнью напоминая всем и каждому, что она не только королева, но и женщина. Каждая семья должна была стать империей любви, в которой отец был монархом, а его жена — королевой. Роман с продолжением о скандале в королевской семье оказал влияние на обычные английские семьи, и после 1820 года стало очевидно, что для завоевания популярности монарху следует быть хорошим семьянином. Свобода нравов больше не была трендом эпохи. В моду вошли семья и брак.
Евангеликализм: необходимость смены образа жизни
Критика аристократической модели семьи, не основанной на любви и взаимной привязанности, снисходительность по отношению к мужской неверности и бичевание женщин за те же самые прегрешения исходили из отдельных буржуазных кругов. В 1820 году кампанию вели радикалы, а именно сэр Фрэнсис Бардет, Джеймс Милль, друг Иеремии Бентама[22] и лидер утилитаристов, и Генри Брум, один из основателей Edinburgh Review[23]. Кроме них, королеву поддерживало большинство унитарианцев, тори, вигов и радикалов. Это новое большинство возникло в результате интеллектуальных боев последних десятилетий за создание новых семейных ценностей и обновление отношений между мужчинами и женщинами.
В этих боях роль евангеликализма была весьма значительна. Влияние этого реформаторского движения в лоне англиканской церкви начало расти в конце 1770‑х годов. Возникший как реакция на методизм, который смог затронуть лишь низшие слои общества, евангеликализм стремился изменить Церковь изнутри, завоевав для начала доверие элиты. Вначале движение нашло опору в кругах деклассированного мелкопоместного дворянства — джентри; наиболее известные теоретики этого движения, Уильям Уилберфорс и Ханна Мор, пытались привлечь на свою сторону верхушку буржуазии, чтобы оживить английскую жизнь изнутри. Их месседж базировался на идее греха, вины и искупления. Обращение грешника, просветление, понимание своей природы — вот основной опыт евангеликализма. В центре видения мира находилась духовная жизнь каждого человека, и моральный упадок общества в XVIII веке был следствием падения качества этой (духовной) жизни. Общество прогнило до мозга костей, но это гниение–следствие отсутствия религии, веры. «Номинальное христианство», как называли представители евангеликализма поверхностную религиозную практику тех, кто ходил в церковь и читал Библию, но не слышал Слова Божия в своем сердце, убивало всякую надежду на исцеление. В основе истинного христианства должно лежать горячее желание начать жизнь заново.
21
Джон Булль — традиционное прозвище англичанина, здесь — псевдоним, под которым укрылся автор процитированной оды. —
22
Иеремия Бентам (1748–1832) — английский философ, юрист, теоретик либерализма и утилитаризма. —
23
Под таким названием в Великобритании выходило четыре издания; имеется в виду третье (1802–1929), в XIX веке — один из самых влиятельных журналов в стране. —