* Как и семья умершего во Франции, поскольку визиты французов на кладбище в День всех святых, не принятые в США (по крайней мере в таком масштабе),—дань семейному прошлому и, таким образом, сторона частной жизни.—Примеч. авт.
БОГ — АМЕРИКАНЕЦ?
В республиканской и монархической Франции (Конституция 1958 года с поправками от 1962-го показывает всю меру своей ностальгии по монизму), некогда «старшей дочери церкви», Бог проявляется крайне сдержанно. Даже под «коммунистическим игом» в годы, последовавшие за победой левых в 1981 году, ни один из политических лидеров «республиканской оппозиции» не олицетворял Франсуа Миттерана с Люцифером, а Ширака, Жискар д’Эстена и Барра—с новой Троицей. В разгаре «спора о школьном образовании» церковь воздержалась от обвинений правительства в «удушении свобод» и действовала осторожно, чтобы сохранить свои школы, не возбуждая судебного преследования своих противников. Французы больше не боятся «того света», и проповедники-иезуиты больше не имеют успеха. В1977 году в бессмертие души верили соответственно 35% французов и 73% американцев, в существование рая—52% и 85%, в существование ада—22% и 65%. В США религия—слишком серьезная вещь, чтобы ускользнуть от маркетинга. По воскресеньям на телеканалах проповедники один за другим вещают о потустороннем мире, и то же самое можно прочесть в брошюрах, продаваемых в любом супермаркете. Собираются пожертвования, чрезмерные, как и всё в Америке. Сорокапроцентный рост отделений Ку-клукс-клана и групп неонацистов в 1997 году показывает, что подобные явления повторяются.
Если посмотреть глубже, то мы вправе сказать, что частная жизнь в Америке пронизана тем, что можно назвать верой. На пресловутое «освобождение нравов», развернувшееся в «безумные двадцатые», бурно реагируют баптисты и методисты, трактуя библейские тексты буквально. Под улюлюканье толпы в долине Миссисипи пасторы жгут книги Дарвина и его последователей как противоречащие учению о Бытии. В 1925 году в штате Теннесси принимается закон, запрещающий преподавать любую теорию, отличную от библейской версии происхождения человека. Это вызывает типично американскую реакцию, которая снова проявит себя в эпоху маккартизма и которая основывалась на персонализации ответственности и автономии личности. Американский союз защиты свобод начинает борьбу против фундаментализма. Джон Скопе, молодой учитель средней школы в Дейтоне, при поддержке известного адвоката нарушая упомянутый выше закон, рассказывает ученикам о том, что человек произошел от обезьяны. Судебный процесс над ним длится две недели, радио и пресса мобилизуют общественное мнение в его пользу, несмотря на то что суд присуждает ему штраф в размере ста долларов. «Великий мудрец» Ку-клукс-клана Эванс, по профессии— врач-стоматолог, собрал под свои знамена более пяти миллионов американцев, «белых англосаксонских протестантов», настроенных против чернокожих, евреев, католиков, модернистов, большевиков. Одетые в платья и капюшоны с прорезями для глаз, как у Ку-клукс-клана, его сторонники убивают, расстреливают, похищают, калечат. Что это, американская версия гитлеровских штурмовых отрядов? После чудовищных манифестаций, устроенных в Вашингтоне, движение распадается, раздираемое внутренними скандалами. Перед президентскими выборами 1936 года два крупных демагога, доктор Фрэнсис Таунсенд и Хьюи Лонг, создали Союз за социальную справедливость, который, как на какой-то момент показалось, угрожал переизбранию Рузвельта то ли с правой стороны, то ли с левой, не совсем понятно... и который набрал менее миллиона голосов. Именно вера в «гражданскую добродетель» в дальнейшем помогла бесстрашному Эйзенхауэру победить маккартизм.
«Стать самим собой»
Американец считает себя индивидуалистом. Француз тоже. Идет ли речь об одном и том же индивидуализме? «Для нас, французов, индивидуализм сохранил старую классическую форму „борьбы индивида против общества, в особенности против государства“. В Америке дело обстоит по-другому»4, — пишет Сартр. В основе любого «индивидуализма»—противоречие между своеобразием (требующим «признания») и социализацией (в обществе в целом или в какой-то группе). Американским детям внушается необходимость развивать все свои способности, уважая при этом нормы общества, что требует определенного конформизма. В детстве ребенку дают понять, что в юности ему придется покинуть семью, чтобы «стать самим собой», как говорил американский социолог Роберт Белла. Возможно все, и так и должно быть. Речь идет не о том, чтобы отказаться от своей семьи, но о том, чтобы освободиться от прошлого и не цепляться за свои корни. Нужно быть предприимчивым, не бояться риска, но оставаться «популярным» в своей группе, завоевывать уважение со стороны побежденных или тех, кого победили другие. И, как утверждают, это возможно для всех, поэтому «изгои» из Бронкса или других подобных мест не теряют надежды. Социальные структуры воспринимаются как подвижные, а не как затягивающие. Сопоставление социальной мобильности во Франции и в Соединенных Штатах показывает, что подобное восприятие в какой-то мере иллюзорно. Но представления в данном случае важнее фактов. Готовы ли французы присоединиться к когорте «еврояппи»? Безусловно, желание добиться профессионального успеха и чувство национальной гордости подталкивают к действиям, но груз прошлого генерирует «коды успеха», которые мало что возьмут из американских норм, при всем сходстве «средств производства».