Швеция — одна из самых христианских стран и в то же время одна из наиболее секуляризованных. Церковь находится в руках государства, именно государство назначает епископов * Для сравнения: в Италии дела уже обстоят не так!
и частично духовенство*, именно оно определяет уровень их заработной планы, собирает налоги на церковь и т. п. В свою очередь церковь начиная с 1968 года занимается регистрацией актов гражданского состояния, управлением кладбищами и т. п. Тем не менее новый закон от 1992 года передал из рук церкви публичным органам то, что касается'актов гражданского состояния. Несмотря на это, связь между Церковью и государством остается неприкосновенной. Большинство граждан Швеции относятся к каким-либо приходам, и религиозный брак равен перед законом гражданскому.
Институционный характер шведской церкви в глазах населения выражается и в публичном участии в церемониях, которые она организует. Так, около 63% пар заключают брак по религиозным обрядам. Если обряд крещения проходят 73% детей и лишь 56% — конфирмацию в лоне шведской церкви, то похороны в 90% случаев проводятся в церкви. Наконец, некоторое количество членов государственной церкви одновременно принадлежат к одной из «свободных», или «диссидентских», протестантских церквей из евангелистского лютеранского крыла движения духовного пробуждения ( Väckelse rörelser), бывшего особенно активным в начале XIX века. В целом свободные шведские церкви собирают пропорционально больше прихожан, чем в других северных странах.
Формальное присутствие в лоне церкви не может скрыть потерю интереса шведов к религии. Лишь ю% опрошенных заявили, что активно посещают церковь. Зато важной составляющей шведского темперамента является почти метафизическая тревога, глухая и неотступная. Возможно, ада в представлении шведов не существует, но сверхъестественное, без сомнения, присутствует. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на полуязыческие, полурелигиозные праздники,
* Начиная с 1958 года в шведской церкви разрешено посвящать в сан женщин. Сегодня в Швеции насчитывается около трехсот пятидесяти женщин-священников.
которыми полон календарь, или вспомнить о фантастическом мире троллей, который присутствует в фольклоре, литера, туре и кино. Достаточно упомянуть такого по-настоящему шведского писателя, как Пер Лагерквист*, автора «Вараввы» и «Смерти Агасфера», все творчество которого — это долгий и мучительный религиозный поиск. Андре Жид, еще одна мятущаяся душа, писал по поводу «Вараввы», что Лагерквисту удалось «удержаться на канате, натянутом сквозь мрак между реальным миром и миром веры»11.
Вот так изысканно реальное сочетается с духовным. Коллективная религиозная мораль прошлого трансформировалась в мораль по-прежнему коллективную, но теперь светскую, а в кино и литературе слышен отзвук духовного мира, метафизической тревоги и вязкого чувства вины, которым отмечен шведский менталитет.
«Деприватизированная» семья
Открытие частной сферы взглядам широкой публики хорошо заметно в эволюции структуры семьи. То, что функции, прежде возложенные на семью, теперь переходят к государству или коллективу, в современном обществе не ново. Однако в Швеции эта «деприватизация» частной сферы носит особенный характер. Речь идет не только о вмешательстве в частное пространство, но главным образом о том, чтобы сделать его максимально прозрачным, снять завесу «тайны», иными словами, узнать, что там происходит. Так, шведские власти систематически занимаются установлением отцовства каждый раз, когда поступает просьба о финансовой помощи от матери-одиночки или разведенной женщины, и каждый раз, когда существуют сомнения по поводу того, кто является отцом ребенка. Любой мужчина, который, по заявлению женщины или ее друзей, имел интимные отношения с матерью ребенка, * Лауреат Нобелевской премии по литературе 1951 года.
вызывается в соответствующие структуры для установления отцовства. Предполагаемый отец или, возможно, предполагаемые отцы в случае разногласий должны сдать кровь на анализ. При необходимости дело передается в суд. По окончании этого процесса выявленный отец должен платить алименты.
Процедура установления отцовства оцравдана не столько с экономической точки зрения, сколько с этической. Каждый ребенок имеет право знать своего настоящего отца. Конечно, в осуществлении этого принципа есть некий парадокс. Одинокая женщина, которая любой ценой хочет завести ребенка, но не хочет, чтобы затем в ее жизнь вмешивался отец этого ребенка, окажется лишенной социальной помощи, если откажется от обязательного установления отцовства. Получается, что, согласно закону об абортах от 1975 года, женщина вправе располагать своим телом, но «не имеет права рожать ребенка без объявления имени его отца». Таким образом, право ребенка— превыше всего, и даже если женщина откажется от пособия, будут пущены в ход все средства, вплоть до привлечения к суду, чтобы заставить ее сказать, кто же отец ребенка: предполагается, что в случае если отец останется неизвестным, вопрос о том, кто же он такой, будет преследовать ребенка всю его дальнейшую жизнь. Таким образом, тайны отцовства не существует. Происхождение детей тоже должно быть прозрачным и ясно установленным. Семьи стараются не рисковать понятием легитимности, и институт брака основан на публичности информации, санкционированной законом.