В 1964 году Жорж Помпиду съездил в «эту странную социалистическую монархию» и произнес знаменитую фразу, определив свой социально-политический идеал как «Швецию, в которой было бы чуть больше солнца». Шведская модель достигнет своего звездного часа в 1970-е годы. Швеция тогда была в моде, ее по любому поводу приводили в пример. Социально-политическую модель Швеции в 1970 году описал в книге «Шведская модель» Жан Паран. «Является ли Швеция моделью для Франции?» — задается вопросом в 1969 году газета Combat. Швеция прославляется буквально повсюду... После американской мечты, после идеализации некоторыми Советского Союза, Китая или Кубы «шведская модель», образ справедливого компромисса, соблазнял Европу и, в частности, французских политиков, как левых, так и правых. Швеция становится газетным штампом. Сексуальная революция 1960-х годов усиливает миф; L’Express в 1965 году публикует статью под названием «Любовь на свободе», a Le CrapouiUot посвящает
Швеции специальный номер, Сегерс начинает серию «Изучая Швецию» (La Suède en question), издательство Balland посвящает Скандинавии том в серии Éros International, Клод Сер-ван-Шрайбер в 1972 году отправился анкетировать на месте. В газетах, на телевидении, в книгах объясняют: Швеция — это страна, опередившая время. «Шведский феномен» анализируют и препарируют. Откровенно говоря, начинают и недоумевать.
Контрмиф
Примерно в 1975 году во французской прессе начинают появляться критические статьи. Вот заголовки из газеты Le Monde: «Женщины не так уж и свободны», «Семья рушится» (1976); Роланд Хантфорд весьма злобно анализирует социал-демократическую Швецию в книге «Новый тоталитаризм» (издательство Fayard, 1975). Поражение социал-демократов на выборах 1976 года после сорокалетнего пребывания у власти ставит под вопрос стабильность шведской модели. От «темных углов шведской модели» (Le Monde, 1976) до «хулиганов против черноголовых» (La Croix, 1977) — шведская модель теперь воспринимается как извращение, как общество принуждения. Швеция по-прежнему остается образцовой, но теперь это образец со знаком минус. Чрезвычайно терпимое общество выработало механизм саморазрушения. «Швеция: освобожденные в поисках любви» — заголовок в газете Le Monde в 1980 году; газета L’Express в том же году утверждает: «Шведское зеркало, столь любимое иностранцами, разбилось, что-то портит самое необычное общество в мире»; Le Nouvel Observateur тогда же задается вопросом: «Швеция—потерянное счастье?». Расизм, ксенофобия, самоубийства, алкоголизм — шведская модель не оправдала себя. Это время—расцвет контрпримера, даже если где-то что-то еще напоминает о былом рае (см. передачу радио RF3 (1982), где в идиллическом виде представляется шведский социализм). В 1984 году газета Le Point провела анкетирование об элите будущего, задав студентам виднейших вузов вопрос: какая страна, с их точки зрения, наилучшим образом соответствует идее правильной организации общества? На первом месте была Швейцария*, затем США; Швеция же оказалась на пятой позиции, после Франции. Шведская модель перестала быть привлекательной, потому что начались перекосы: «Бесконечный, маниакальный фискальный и семейный контроль, почти как у Оруэлла; слежка за доходами и людьми; вмешательство государства во всё и вся, включая то, как вы воспитываете детей. Поощрение доносительства детей на родителей „с отклонениями“ и т. д.» (Клод Саррот). Иначе говоря, французы не захотели «революции частной жизни». Если шведская модель и существует, то миф о ней однозначно умер.
Кристина Орфали
* При том что в Швейцарии еще не было отпусков по уходу за ребенком, зато сохранялось такое понятие, как «глава семьи»; там запрещены были аборты (кроме как по медицинским показаниям), а подпись супруга на декларации о доходах не являлась обязательной и т.д.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Жерар Венсан
ОТНОСИТЕЛЬНО ВРЕМЕНИ*
Пятый том «Истории частной жизни» вышел в свет в ноябре 1987 года. За двенадцать лет «манера жить» во многом изменилась. Мы не будем ничего менять в том, что написали, но нам есть что добавить. Ограничимся некоторыми замечаниями и гипотезами; я буду писать от первого лица единственного числа.