и частично духовенство*, именно оно определяет уровень их заработной планы, собирает налоги на церковь и т. п. В свою очередь церковь начиная с 1968 года занимается регистрацией актов гражданского состояния, управлением кладбищами и т. п. Тем не менее новый закон от 1992 года передал из рук церкви публичным органам то, что касается'актов гражданского состояния. Несмотря на это, связь между Церковью и государством остается неприкосновенной. Большинство граждан Швеции относятся к каким-либо приходам, и религиозный брак равен перед законом гражданскому.
Институционный характер шведской церкви в глазах населения выражается и в публичном участии в церемониях, которые она организует. Так, около 63% пар заключают брак по религиозным обрядам. Если обряд крещения проходят 73% детей и лишь 56% — конфирмацию в лоне шведской церкви, то похороны в 90% случаев проводятся в церкви. Наконец, некоторое количество членов государственной церкви одновременно принадлежат к одной из «свободных», или «диссидентских», протестантских церквей из евангелистского лютеранского крыла движения духовного пробуждения ( Väckelse rörelser), бывшего особенно активным в начале XIX века. В целом свободные шведские церкви собирают пропорционально больше прихожан, чем в других северных странах.
Формальное присутствие в лоне церкви не может скрыть потерю интереса шведов к религии. Лишь ю% опрошенных заявили, что активно посещают церковь. Зато важной составляющей шведского темперамента является почти метафизическая тревога, глухая и неотступная. Возможно, ада в представлении шведов не существует, но сверхъестественное, без сомнения, присутствует. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на полуязыческие, полурелигиозные праздники,
* Начиная с 1958 года в шведской церкви разрешено посвящать в сан женщин. Сегодня в Швеции насчитывается около трехсот пятидесяти женщин-священников.
которыми полон календарь, или вспомнить о фантастическом мире троллей, который присутствует в фольклоре, литера, туре и кино. Достаточно упомянуть такого по-настоящему шведского писателя, как Пер Лагерквист*, автора «Вараввы» и «Смерти Агасфера», все творчество которого — это долгий и мучительный религиозный поиск. Андре Жид, еще одна мятущаяся душа, писал по поводу «Вараввы», что Лагерквисту удалось «удержаться на канате, натянутом сквозь мрак между реальным миром и миром веры»11.
Вот так изысканно реальное сочетается с духовным. Коллективная религиозная мораль прошлого трансформировалась в мораль по-прежнему коллективную, но теперь светскую, а в кино и литературе слышен отзвук духовного мира, метафизической тревоги и вязкого чувства вины, которым отмечен шведский менталитет.
«Деприватизированная» семья
Открытие частной сферы взглядам широкой публики хорошо заметно в эволюции структуры семьи. То, что функции, прежде возложенные на семью, теперь переходят к государству или коллективу, в современном обществе не ново. Однако в Швеции эта «деприватизация» частной сферы носит особенный характер. Речь идет не только о вмешательстве в частное пространство, но главным образом о том, чтобы сделать его максимально прозрачным, снять завесу «тайны», иными словами, узнать, что там происходит. Так, шведские власти систематически занимаются установлением отцовства каждый раз, когда поступает просьба о финансовой помощи от матери-одиночки или разведенной женщины, и каждый раз, когда существуют сомнения по поводу того, кто является отцом ребенка. Любой мужчина, который, по заявлению женщины или ее друзей, имел интимные отношения с матерью ребенка, * Лауреат Нобелевской премии по литературе 1951 года.
вызывается в соответствующие структуры для установления отцовства. Предполагаемый отец или, возможно, предполагаемые отцы в случае разногласий должны сдать кровь на анализ. При необходимости дело передается в суд. По окончании этого процесса выявленный отец должен платить алименты.
Процедура установления отцовства оцравдана не столько с экономической точки зрения, сколько с этической. Каждый ребенок имеет право знать своего настоящего отца. Конечно, в осуществлении этого принципа есть некий парадокс. Одинокая женщина, которая любой ценой хочет завести ребенка, но не хочет, чтобы затем в ее жизнь вмешивался отец этого ребенка, окажется лишенной социальной помощи, если откажется от обязательного установления отцовства. Получается, что, согласно закону об абортах от 1975 года, женщина вправе располагать своим телом, но «не имеет права рожать ребенка без объявления имени его отца». Таким образом, право ребенка— превыше всего, и даже если женщина откажется от пособия, будут пущены в ход все средства, вплоть до привлечения к суду, чтобы заставить ее сказать, кто же отец ребенка: предполагается, что в случае если отец останется неизвестным, вопрос о том, кто же он такой, будет преследовать ребенка всю его дальнейшую жизнь. Таким образом, тайны отцовства не существует. Происхождение детей тоже должно быть прозрачным и ясно установленным. Семьи стараются не рисковать понятием легитимности, и институт брака основан на публичности информации, санкционированной законом.
Новое шведское законодательство—об искусственном осеменении—также покоится на требовании абсолютной прозрачности. Гёрун Эверлёф, судья и секретарь Комиссии по искусственной инсеминации, подчеркивает: «Очень надеемся, что в дальнейшем этот процесс будет более открытым, чем до сих пор. Искусственное осеменение не следует рассматривать как нечто немыслимое—к этой ситуации стоит относиться так же, как к усыновлению. В Швеции уже давно не существует тайны усыновления детей, как это было прежде. Это способствовало тому, что приемные дети стали более счастливыми», Швеция — первая страна в мире, с i марта 1985 года имеющая комплекс законов об искусственном осеменении. До тех пор искусственное осеменение с использованием донорской спер, мы окружалось завесой тайны; кроме того, все сведения, касающиеся донора, тщательно скрывались. Важная инновация в новом законе, которая к тому же прекрасно иллюстрирует социальную модель антитайны, — отсутствие анонимности донора. Таким образом, каждый ребенок получает право знать, кто его биологический отец, и даже может получить все имеющиеся в больнице данные об этом*. До недавнего времени все усилия были направлены на то, чтобы ребенок не узнал, каким образом он был зачат. Сегодня дела обстоят по-другому: в первую очередь заботятся об интересах ребенка, и, следовательно, ему не препятствуют в получении всех доступных сведений о личности его биологического отца**. Кроме того, комиссия подчеркивает, как важно, чтобы родители были с ребенком откровенны. Она рекомендует, в частности, в подходящий момент сообщить ребенку о том, как он был зачат (несмотря на то, что закон не обязывает это делать). Также в интересах ребенка искусственное осеменение разрешается только для женатых пар или для людей, живущих вместе как супруги, не разрешается для одиноких женщин или лесбийских пар. В стране, где множится число семей с одним родителем, этот запрет отсылает при этом к классической структуре семьи, с отцом и матерью; на это настраивают проведенные психологические и психиатрические исследования. Таким образом, прежде всего
* Зато приемные родители не имеют права доступа к этим сведениям. ** Хотя закон различает отца биологического и отца законного и оговаривает, что'вся ответственность ложится на плечи второго (биологический отец ни при каких обстоятельствах не может привлекаться к какой бы то ни было ответственности), первым следствием закона, несмотря на исследования, проводившиеся во время его разработки, стало резкое сокращение количества желающих стать донорами.
речь идет об оптимальном развитии ребенка. Для усыновления таких детей есть пока некоторые ограничения—это разрешено только супружеским парам.
Ребенок—полноправный гражданин
Также для шведской культуры и этики характерен статус, который шведы придают ребенку. В Швеции ребенок рассматривается как полноправный гражданин и как беззащитный индивид, которого следует защищать почти так же, как и остальные меньшинства: лапландцев, иммигрантов и т.д. Путь к «деприватизированной» семье более всего заметен в статусе ребенка, единственном подобном в мире. Начиная с 1973 года существует омбудсмен по правам ребенка, который выступает «рупором» детей; в его функции входит информировать общество и освещать проблемы, нужды и права детей. Этот уполномоченный не имеет установленного законом права вмешиваться в конкретные дела, зато он может оказывать давление на социальные службы и политических деятелей, предлагать разного рода акции, направленные на улучшение положения детей, повышать ответственность взрослых по отношению к детям, наконец, поддерживать контакт по телефону с ребенком, оказавшимся в трудной ситуации. Таким образом, мы видим, что шведское общество признает за детьми (как раньше за женщинами, иммигрантами и прочими меньшинствами) специфические права, что существуют специальные организации по защите детства, целью которых является создание наиболее гармоничных условий для интеграции ребенка в общество и вместе с тем уважение его индивидуальности.