Выбрать главу

Именно с этого надо начинать изучение шведского общества, стараться постичь его парадоксы и противоречия. Как же

иначе можно понять сосуществование столь сильного коллективистского чувства и столь неистового индивидуализма, замкнутости человека на самом себе? Одиночество Великого Севера, этого мира тишины, этой интимнейшей связи с природой —вот источник, питающий скандинавский индивидуализм. Примитивное одиночество, которое компенсируется общением во всех формах—работой в общественных организациях, занятиями в кружках и на курсах, праздниками. Праздники прерывают одиночество, слово дается каждому; только так можно сохранить традиционную общность, единственное условие для физического выживания в тяжелых условиях прошлого и выживания психологического в условиях настоящего. Как понять невероятную популярность всех старинных деревенских языческих праздников, смешавшихся с христианскими? Назовем лишь несколько: праздник прихода весны, Вальпургиева ночь, ночь накануне Иванова дня (Midsommar). В эти ночи все равны, все забывают о своем положении в обществе, об обидах и ревности и совместно воссоздают утопическое сообщество полнейшего согласия. Фрекен Юлия, героиня одноименной пьесы Стриндберга, спорит, пьет, спит и строит планы на будущее со слугой своего отца... Но когда разнузданная ночь Midsommar проходит и заря расставляет все по местам, общение и бунт уже невозможны... Безумие ночи кончается смертью... Как понять шведское воображение, если увидеть в этой драме лишь невозможную и пошлую историю любви юной графини и слуги?

Шведскую модель можно определить также как «тотальное» или «тотализирующее» общество. Она функционирует на основе общинной этики полнейшего согласия и на требовании абсолютной прозрачности социальных отношений (от nattfrieri* — «ночных ухаживаний», «вечерок» — до права

* Многие авторы (В. Муберг, А. Мюрдаль) ссылаются на весьма раскрепощенные сексуальные практики в шведской деревне. В некоторых провинциях жениху и невесте разрешалось иногда спать в одной постели, не совершая тем не менее полового акта.

ребенка знать имя своего отца в наши дни). И частная жизнь не может ускользнуть от господствующей этики. Шведская модель, объединяющая коллективную мораль прежних времен и современную социал-демократическую этику, может быть определена как модель антитайны—единственное, к чему принуждает общество, это прозрачность. Тайна выступает как угроза порядку, консенсусу; отсюда—желание ее разоблачить.

ВЕЛИЧИЕ И ЗАКАТ ОДНОГО МИФА

В 1930-е годы американский журналист Маркиз Чайлдз выдвинул знаменитую формулу «Sweden, the middle way» (срединный путь), что создало образ Швеции, который сильно повлиял на американцев, а потом и на французов. Материальное благосостояние Швеции, описанное в 1928 году следующим образом: «телефон в каждом номере отеля, электричество повсюду, образцовые больницы, широкие чистые улицы», а также ее почти идеальное общественное устройство начиная с 1930-х годов способствовали продвижению понятия «шведская модель». Франция, Англия и другие страны еще до войны увлеклись шведским казусом, пытаясь понять, в чем секрет потрясающего материального успеха этой страны.

Швеция, не пострадавшая во время II Мировой войны, сохранила свою производственную мощь и в глазах разгромленной Европы была воплощением утопии, а шведы — «европейскими американцами». Во многих отношениях модель общественного устройства Швеции более привлекательна, нежели американская, потому что здесь не так сильно неравенство; потому что, как писал в 1948 году Анри Кеффелек, у шведов существует «рефлексия на тему всего этого природного богатства»; потому что, в конце концов, благодаря своему «моральному здоровью» шведам «удалось избежать американизации». Мунье с восторгом передает соображения своего собеседника-шведа, который, впрочем, очень тепло относится к американской цивилизации: «...но швед гораздо более тяготеет к индивидуальному, чем американец». Американской модели как бы не хватает души, которая привлекает в шведской модели. Сразу после войны «Швеция вселяла головокружительное чувство предвкушения» (Le Franc-Tireur, 1951). Французская пресса заголовками в газетах создает образ идеальной Швеции: «Швеция, современное социальное государство» (L’Économie, 1950), «Никто здесь не голодает, никто не живет в трущобах» (Le Matin, 1948), или вот еще: «Рождение социальной гармонии» (Les Documents-Jeune Patron, 1946). Вслед за материальной моделью, так привлекающей французов после войны, приходит модель социальной жизни.

Миф о шведской женщине

Шведки в глазах французов в 1940-1950-е годы продолжают оставаться «красивыми, спортивными и здоровыми».. Существование «легендарной скандинавской свободы нравов» не подлежит сомнению, однако «в глазах путешественника этот молодой задор не экспансивен. Пары ведут себя корректно» (Action, сентябрь 1946 года). Или вот: «В этой стране в высшей степени сложно ухаживать за женщинами: они относятся к вам исключительно как к приятелям» (Луи-Шарль Руайе, «Северный свет» — Les Éditions de France, 1939). Франсуа-Ре-жи Бастид в своем эссе «Швеция» задает в 1954 году вопрос: «Что нужно говорить шведской девушке?» и отвечает на него: «Опаснее всего говорить ей о скандальной репутации шведок во Франции. Она будет холодна как лед»16. Чтобы авторы, пишущие о Швеции, так нуждались в пересмотре мифа, надо, чтобы образ шведки свободных нравов как следует укоренился в воображении французов до пресловутой «сексуальной революции» 1960-х годов. Эта репутация, конечно же, связана с кампанией за сексуальное просвещение, которая начиная с 1933 года, как мы видели, сняла в Швеции завесу тайны с темы секса. С 1942 года Швеция—в авангарде сексуального просвещения в школах; ни в одной стране в этом вопросе не продвинулись тоща так далеко. Французы, без сомнения, усвоят сексуальное просвещение и сексуальную свободу, а Швеция в их представлении будет этаким сексократическим эльдорадо. Миф так силен, что в 1962 году американка по‘ имени Шерри Финкбайн совершила путешествие в Швецию, чтобы сделать медицинский аборт после лечения нейроседином (талидоми-дом), имевшим тяжелые побочные эффекты. Чете Финкбайн было невдомек, что их случай не был предусмотрен шведским законодательством; в этой сфере Швеция отставала от Японии, Израиля и некоторых стран Востока. В противоположность мифу, созданному на основе сексуального воспитания и пропаганды контрацепции, аборты до 1975 года делались в исключительных случаях. СМИ распространяли образ тотальной свободы в Швеции, и казус Финкбайнов показывает, как функционировал миф...

В 1964 году Жорж Помпиду съездил в «эту странную социалистическую монархию» и произнес знаменитую фразу, определив свой социально-политический идеал как «Швецию, в которой было бы чуть больше солнца». Шведская модель достигнет своего звездного часа в 1970-е годы. Швеция тогда была в моде, ее по любому поводу приводили в пример. Социально-политическую модель Швеции в 1970 году описал в книге «Шведская модель» Жан Паран. «Является ли Швеция моделью для Франции?» — задается вопросом в 1969 году газета Combat. Швеция прославляется буквально повсюду... После американской мечты, после идеализации некоторыми Советского Союза, Китая или Кубы «шведская модель», образ справедливого компромисса, соблазнял Европу и, в частности, французских политиков, как левых, так и правых. Швеция становится газетным штампом. Сексуальная революция 1960-х годов усиливает миф; L’Express в 1965 году публикует статью под названием «Любовь на свободе», a Le CrapouiUot посвящает