К летней заботе о теле десять лет спустя добавятся более регулярные занятия спортом. Для гимнастических и танцевальных залов наступает период расцвета, а дорогие заведения, например Président, со страниц серьезных ежедневных газет напоминают читателям о необходимости поддерживать стройность и гибкость тела. Различные социальные центры, клубы для пожилых людей несут эту идею в самые широкие слои общества. Однако вскоре забота о теле перестанет нуждаться в поддержке коммерческих и некоммерческих организаций. Вошедшим в конце 1970-х годов в моду бегом трусцой, или джоггингом, занимаются самостоятельно или в компании приятелей, что способствует разрядке и дружескому общению. Развиваются индивидуальные виды спорта. В 1981 году 32% французов заявляют, что занимаются спортом самостоятельно. Количество занимающихся такими командными видами спорта, как футбол и регби, остается стабильным, а что касается тенниса, то если в 1950 году им занимались 50 ооо человек, то в 1968-м—уже 133 ооо, а в 1981-м—993 ооо; с 1966 по 1977 год количество дзюдоистов-любителей увеличивается с 200 ооо до боо ооо. В особенности популярными становятся индивидуальные виды спорта, воодушевляющие, дающие ощущение скорости и собственного мастерства: количество лыжников увеличивается за двадцать лет, с 1958 по 1978 год, втрое, и сегодняшние 686 ооо членов лыжных клубов и секций составляют лишь часть от многомиллионной армии лыжников50. Успехов добиваются яхтсмены, и вот уже изобретен гораздо менее затратный виндсерфинг, который за несколько лет становится одним из главных видов спорта. Наша эпоха придумала, развила и демократизировала новые виды спорта, силовые, игровые и просто приносящие телесную радость.
В результате поддержание тела в форме переходит в статус не только правомерного, но и обязательного занятия. Для тех, кто хочет идти в ногу со временем, быть спортивным теперь не личное предпочтение, а долг. Знаком наступивших перемен является спортивная одежда, еще вчера допустимая лишь в определенное время и в определенных местах—на спортплощадке и на отдыхе; теперь же она охватывает города. Sportswear распространяется повсеместно начиная с 1976 года; куртки-анораки вытесняют классические Плащи, продажи которых сократились на 25%51. Ничто лучше не показывает новый статус спорта: в спортивной одежде теперь можно ходить по улицам и появляться в офисе.
Расцвет тела
Реабилитация тела — один из важнейших аспектов истории частной жизни. Она изменяет отношения индивида с самим собой и с окружающими.
Краситься, делать гимнастику, бегать трусцой, играть в теннис, кататься на лыжах или заниматься виндсерфингом означает относиться к телу одновременно как к цели и как к средству. В определенных областях, например в физическом труде, тело представляет собой средство, а не цель. В других же, например в кулинарии, тело—это цель, а средством в данном случае являются блюда, которые готовит повар. Повсеместное распространение телесной деятельности, целью которой является само тело —его внешний вид, его благополучие,—стало новацией конца XX века. Идеалом становится «блаженство в собственном теле».
Это новшество хорошо иллюстрирует эволюция танца. Разумеется, танец требует наличия партнера, и чувственность в той или иной мере в нем присутствует всегда. Однако танцы начала века—вальс, кадриль — представляли собой сложный социальный ритуал: танцевать означало демонстрировать владение этим кодом. После I Мировой войны танец соединяет партнеров, и моралисты отвергают, осуждают чувственность танго. После II Мировой войны в джаз, который вместе с чарльстоном был до этой поры знаком лишь меньшинству, входят ритмы народных танцев, буги-вуги, бибопа и т. д. Танцуют по-прежнему парами, но партнеры то отходят друг от друга, то сближаются, то снова расходятся. Удовольствие от силы и гибкости собственного тела дополняется удовольствием ритмично двигающегося тела партнера: медленный танец позволяет прижимать партнера к себе и безо всяких фигур танго. С приходом джерка и диско начинают танцевать по одиночке, без партнера. За социальным ритуалом последовал ритуал парный и потом ритуал индивидуальный. Танец познал три возраста: знание правил и обычаев, согласие с партнером, триумф тела.
Уходу за телом посвящается много времени, он занимает важное место в частной жизни человека и приносит разнообразное удовлетворение. Ванны, приведение себя в порядок, занятия физкультурой—это отчасти нарциссическое удовлетворение, созерцание собственного тела. Зеркало в XX веке не новшество, зато теперь оно есть почти у каждого и нередко используется по-новому: в зеркало на себя смотрят не только глазами постороннего, чтобы понять, все ли в порядке с одеждой: на себя теперь смотрят и так, как другим обычно не разрешается: себя видят без макияжа, без одежды, обнаженными.
Нарциссическое удовольствие от созерцания себя в ванной комнате полно надежд и воспоминаний. Своим телом занимаются, чтобы затем выставить его напоказ. Демонстрировать драгоценности и украшения уже недостаточно. Одежда отныне либо функциональная, удобная, практичная, либо же подчеркивающая и обнажающая тело, заставляющая догадываться о том, какое оно. Главное украшение теперь—загорелая, гладкая, упругая кожа, гибкость; динамизм современного руководителя подтверждается его спортивностью. Тело все больше и больше выставляют напоказ: каждый этап очередного частичного обнажения начинается со скандала, потом быстро распространяется и подхватывается молодежью, увеличивая пропасть между поколениями. Так было с мини-юбками в середине 1960-х, а десять лет спустя—с купальниками-монокини на пляже. Показывать ягодицы или бюст больше не непристойно. И летом в городах появляются мужчины в шортах, открытых рубашках или с обнаженным торсом. Тело не просто реабилитировано: оно востребовано и активно демонстрируется.
С точки зрения межвоенных норм прогрессирующее обнажение-непристойность или по крайней мере провокация. Новой же норме, наоборот, это свойственно: мы видим новую манеру жить в своем теле, о чем свидетельствует и то обстоятельство, что тело демонстрируется не только в публичных местах, но и в домашней обстановке. Летом люди отрываются от своих занятий и садятся за стол прямо в купальниках. Родители расхаживают по квартире голышом, не прячась от детей. Трудно сказать, насколько широко распространено подобное явление; в первую очередь это зависит от поколений и от среды. Сама возможность этого говорит не о развращенности, а о смене норм.
Тело и самоидентичность
Тело стало средоточием самоидентичности. Стыдиться своего тела — все равно что стыдиться себя. Зоны ответственности сместились: наши современники чувствуют себя в меньшей степени, чем представители предыдущих поколений, ответственными за свои мысли, чувства, мечты и ностальгические воспоминания; они принимают их, как если бы они были навязаны извне. Зато телом они управляют в полной мере. Тела людей — это они сами. Тело—это реальный человек, куда более реальный, чем его социальная идентичность или маска, которую он носит, чем его хрупкие и подверженные манипуляциям идеи и убеждения. Таким образом, частная жизнь любого человека сопряжена с телом. Настоящая жизнь—это больше не общество, работа, бизнес, политика, религия; настоящая жизнь — это каникулы, отдых, цветущее и свободное тело. Это то, что имел в виду старшеклассник, сказавший, что зверь—это свободный человек, или то, что подразумевали граффити 1968 года: «Под мостовой — пляж».
Тело под угрозой
Из вышеописанного ясно: все, что угрожает телу, вызывает особую тревогу.
Возьмем насилие. В противоположность расхожему мнению, насилие в нашем обществе отступает. Его уровень достаточно высок в маргинальной, плохо интегрированной среде, но в целом отступление насилия — неопровержимый факт. Во-первых, это касается политического насилия: чтобы убедиться в его ослаблении, достаточно сравнить 6 февраля 1934 года* с шестнадцатью погибшими и события мая—июня 1968-го, когда во всей Франции было всего пять жертв**. Без сомнения, создание специализированных подразделений полиции для поддержания порядка частично объясняется стремлением избежать столкновений со смертельным исходом, но даже сама мысль, что политические выступления могут повлечь за собой смерть человека, стала невозможной.