о чем сделана запись в специальном бюллетене (Bulletin du dictionnaire permanent social) 22 марта 1985 года. Сотрудница, поступившая на службу в 1973 году, была уволена в 1976-м по причине ее связи с одним из руководителей. Работодатель утверждал, что действовал «не дожидаясь скандала, чтобы положить конец распущенности, царящей в коллективе, что явствует из сложившейся ситуации». Кассационный суд счел, что не было ни скандала, ни ущерба, и постановил, что «для увольнения не было никаких серьезных причин» (Кассационный суд, 30 марта 1982 года). В Энциклопедии Даллоза находим множество примеров незаконного увольнения, признанных судами злоупотреблением и наступлением на частную жизнь работников. Вот некоторые: увольнение отцом-работодателем сына за отказ расстаться с женой (Кассационный суд, 8 июля i960 года); увольнение сотрудника, последовавшее за его разводом с племянницей генерального директора фирмы (Кассационный суд, 5 апреля 1965 года); увольнение сотрудницы за то, что она отказалась изменить прическу, макияж и очки (Пуатье, 14 ноября 1973 года); увольнение работника за неупоминание в момент приема на работу о том, что он был священником-рабочим* (Кассационный суд, 17 октября 1973 года); увольнение разведенной учительницы католической школы за повторный брак (Кассационный суд, объединенная палата, 17 октября 1975 года); увольнение управляющей магазином за попытку самоубийства, что не имело никаких последствий ни для репутации, ни для работы торгового предприятия, и т. д.
И наоборот, закон обычно считает «реальной и серьезной причиной» для увольнения несовместимость характеров работодателя и работника—это делает совместную работу * Священники-рабочие—католические священники, проповедующие и занятые на производстве и получающие зарплату. Это движение зародилось в 1940-х годах и существовало до 1954 года, когда папа Пий XII осудил его; в 1965 году Ватикан разрешил возобновить деятельность священников-рабочих.
невозможной. В таком случае суд должен вынести решение и мотивировать его так, чтобы необходимость представлять доказательства не ложилась на работодателя (26 мая 1981 года). Остановимся на двух особенно показательных случаях. Молодая женщина сожительствует с хозяином аптеки, которому она помогает вначале добровольно, затем он оформляет ее на работу кассиром и бухгалтером. Далее следует разрыв многолетних отношений. Фармацевт увольняет свою служащую, которая требует возмещения убытков за «увольнение без веских оснований». Апелляционный суд ей отказывает, кассационный суд отклоняет обжалование, считая, что «разрыв личных отношений заинтересованных лиц имел последствия для трудовых отношений, требующих, с учетом характера выполняемой работы и специфики предприятия, взаимного доверия, которого больше не было» (Кассационный суд, 29 ноября 1984 года). Второй случай: на протяжении двух лет водитель-дальнобойщик, работавший в одном акционерном обществе, отказывался постоянно носить очки при перевозке тяжелых грузов, несмотря на то что в его медицинской справке было такое предписание. Однажды работодатель принял решение немедленно уволить его. Апелляционный суд счел увольнение правомерным, как и отсутствие предварительного уведомления об увольнении. Кассационный суд подтвердил это решение, потому что «отказ дальнобойщика носить очки больше не позволит работодателю даже на уведомительный период доверять ему перевозку грузов, для которой он и был нанят на работу» (Кассационный суд, 22 июля 1982 года). Отклонение кассационной жалобы открывает простор для воображения: почему этот шофер отказывался носить очки? В течение двух лет он водил машину без происшествий —может быть, они ему не были нужны? Если это так, то почему медкомиссия настаивала на постоянном ношении очков? Какие силы заставили его с упорством судиться с работодателем себе в убыток и дойти до кассационного суда? Такой сценарий достоин пера Хорхе Луиса Борхеса или Маргерит Дюрас.
Гомосексуала распознать труднее, чем священника Мотивы противоборствующих сторон приводят историка в замешательство, потому что он основывается лишь на дошедших до него суждениях и мнениях. Группа гомосексуалов обвинила в диффамации епископа N. за следующие высказывания: «Я уважаю гомосексуалов как инвалидов. Однако они желают, чтобы их ущербность была признана здоровьем, и я должен сказать, что не согласен с этим». Суд высшей инстанции Страсбурга объявил «неприемлемым» возбуждение дела гражданскими истцами. Иск заявителей был отклонен, а сами они должны были выплатить епископу компенсацию морального ущерба в размере 20 ооо франков (30 ноября 1982 года). Апелляционный суд Кольмара подтвердил это решение: «Гражданские истцы не представили достаточных доказательств того, что от слов епископа им лично был нанесен серьезный вред; инкриминируемые заявления носили общий характер и не могли подвергнуть риску конкретных граждан, так как распознать гомосексуала труднее, чем священника <...>; каждый человек только самостоятельно может раскрыть свою ориентацию, зная, что она рассматривается значительной частью публики как ненормальная и что он должен сознавать последствия этого и не упрекать обвиняемого в авторстве этого разоблачения» (27 июня 1983 года).
Кассационный суд, обязанный судить покойных Суд обязан вмешиваться и в самую тайную сферу частной жизни — самоубийство. 15 июня 1978 года один шофер-дальнобойщик повесился у себя в грузовике в рабочее время. Отказавшись считать это происшествие «несчастным случаем на производстве», судьи апелляционного суда определили, что у погибшего не было никаких проблем в профессиональном плане, что он производил впечатление психически здорового человека и что у него были проблемы в личной жизни, которыми можно было бы объяснить подобный поступок. Не игнорируя «презумпцию невиновности», право на которую имела вдова покойного, поскольку «несчастный случай» произошел в рабочее время на рабочем месте, суд пришел к выводу, что это был «обдуманный и добровольный акт, не имеющий никакого отношения к выполняемой в тот день работе». Кассационный суд подтвердил это решение (Législation sociale 1983. 31 января. No. 5285. D 344). 4 апреля 1978 года совершил’самоубийство человек, ставший жертвой несчастного случая на производстве, произошедшего 21 июля 1977 года, в результате чего он получил пятипроцентную инвалидность. Суд высокой инстанции, а затем и апелляционный суд назначили вдове «пенсию по потере кормильца», признав, что самоубийство было прямым следствием несчастного случая на работе. Поскольку вдова заявила, что покойный был очень расстроен смертью многих своих родственников, касса социального страхования, полагая, что связь между несчастным случаем и самоубийством не была установлена, решила обжаловать решение суда, но кассационный суд подтвердил, что решение апелляционного суда было обоснованным, указав на то, что «заинтересованное лицо перенесло страдания, вызванные имевшим место несчастным случаем, повлекшим за собой долгий перерыв в работе и ограничение физических и профессиональных возможностей; это спровоцировало тяжелую депрессию, которая привела к самоубийству, и в конечном счете несчастный случай на производстве был причиной этого отчаянного шага» (Législation sociale 1983.31 января. No. 5285. D 344).
Смерть не останавливает противоборствующие стороны — наоборот, может спровоцировать дальнейший конфликт между ними. Мужчина «разрывается» между своей официальной семьей (женой, с которой он не развелся, детьми, с которыми он поддерживает отношения) и любовницей, с которой он живет многие годы. После смерти его хоронят в семейном склепе. Любовница требует эксгумации и перезахоронения там, где она выберет. Ее жалоба была отклонена, так как в отсутствие каких бы то ни было распоряжений покойного по поводу своих похорон право решать этот вопрос остается за судом, который отдает предпочтение детям, чьи права закреплены юридически; «более того, из уважения к умершему не следует тревожить его останки, покоящиеся в семейном склепе более трех лет» (Экс-ан-Прованс, 9 февраля 1983 года).
С тех пор как в уголовном праве появилось понятие «смягчающие обстоятельства», стали изучаться мотивы преступления. Это повлекло за собой проникновение в сферу частной жизни. Виктор Гюго с ужасом описывал сцену, когда палач публично клеймил каленым железом юную служанку за кражу носового платка. В те времена мало кого заботила личность служанки, состояние ее души, отношения с хозяйкой и пр. Что это—вторжение в личную жизнь или гуманизация правосудия?