им людей. Старая проблема, уже поднимавшаяся Дюркгеймом: он заявлял о нормальности преступления и структурирующем эффекте, которое оно производит на общество.
О ком бы ни шла речь—о членах респектабельного викторианского клуба, франкмасонах, террористах, адептах религиозных сект, бандитах или гомосексуалах—«поделиться секретом» означает избежать ада одиночества, потому что за этим актом следует награда: он создает некое сообщество, живущее в опасном, но возбуждающем ожидании «бегства» (предательство одного из посвященных, работа осведомителя и т.д.). В тайне есть что-то завораживающее. Агата Кристи, Альфред Хичкок держат нас в напряжении в ожидании развязки. Некоторых очень возбуждает мысль о вездесущей «руке» КГБ или ЦРУ. Известно, например, что в такой-то семье есть какая-то тайна: почему никогда не говорят об этом дядюшке (может, он проигрался?), об этой прабабке (не была ли она проституткой?) Тайна в таком случае лишь оболочка, поскольку неизвестно, в чем она состоит, но неизвестность вызывает у непосвященных чувство некоего родства.
Разоблачение тайны нередко происходит от неудовлетворенной потребности в общении. Люди откровенничают в самых неожиданных местах. Многие с удивлением замечают, что делятся тем, что скрывают от близких, с попутчиками в поезде или самолете, с шофером такси, полагая, что вероятность повторной встречи со случайным «доверенным лицом» ничтожна. Попутчику можно наврать с три короба, придумать себе биографию, насладиться ощущением собственного величия, на время перестав быть собой. Начиная с 1970-х годов появляется множество обществ типа «SOS Дружба», «Одиночество», «Избитые женщины», «Религия», «Гомосексуалы» и т.д. Потребность поделиться тайнами доказывает, что межличностные отношения остаются блокированными и что «сексуальная либерализация» — возьмем только этот пример (а может быть, иллюзию?) — не повлекла за собой свободу говорить
о ней. Слушатель—добровольный—анонимен и невидим, как раньше не виден был священник во время традиционной исповеди. Слушатель заменил исповедника.
Тайна и «поддержание порядка»
Непреодолимое желание раскрывать секреты вынуждает руководителей предприятий принимать меры предосторожности. Приведем пример. Мадам К., муж которой «отдал жизнь за Францию» во время I Мировой войны, 24 декабря 1920 года поступает на работу на завод Michelin. Контракт, который она подписывает, целиком и полностью основан на секретности. Мадам К. заявляет, что никогда не работала в резинотехнической промышленности, и берет на себя обязательства «хранить в тайне все, что она увидела или узнала на заводе, не брать и не выносить за пределы предприятия никаких записей, не копировать документы, относящиеся к производственным или коммерческим операциям общества Michelin et Cie, и не разглашать информацию о них ни во время пребывания на заводе, ни после». В случае ухода с завода «либо по собственному желанию, либо будучи уволенной» она обязуется «не поступать на работу на предприятие резинотехнической промышленности в течение трех лет <...>. В случае если, работая на общество Michelin et Cie, она станет автором какого-либо изобретения или каким-то образом рационализирует производственный процесс, эта интеллектуальная собственность будет принадлежать фирме и именно фирма получит патенты». В свою очередь общество предоставляет полный социальный пакет — льготы по жилью, социальную защиту работника и его детей, пенсию и т.д. Однако все эти «льготы» приносят пользу и самой компании Michelin, готовящей для себя инженерно-технические кадры в школе под названием «Миссия» (La Mission), дипломы которой не котируются на национальном рынке труда. Рассказывают, что когда после II Мировой войны генерал де Голль выразил желание посетить заводы, он оказался один на один
с управляющим, который провел его по цехам, где станки были накрыты чехлами.
Тайна, секрет — одна из основ социальной стабильности. Бели бы всем все было известно, порядка не было бы. В мире доминируют (не будем говорить: «управляют им») великие манипуляторы тайнами. Приведем хотя бы два примера из огромного множества: Хуа Гофэн руководил политической полицией, Андропов — Комитетом государственной безопасности. Генерал де Голль писал в своей книге «На острие шпаги»: «Нет власти без престижа, и нет престижа без дистанции». Возможно, секрет—условие существования межличностных отношений. Нас очень привлекают чужие секреты. Действительно ли мы хотим, как утверждаем, чтобы окружающие были для нас прозрачны? Поль Рикёр полагает, что только полисемия и многозначность позволяют вести «неуверенное» общение, единственно возможное. Изобразительное искусство отчасти базируется на тайне: загадочная улыбка Джоконды, двусмысленные персонажи «Несения креста». Слабость академической живописи заключается не в недостатке техники и не в банальности сюжета, но в отсутствии тайны. Нам показывают не обнаженных женщин, а женщин «голышом». Хотя черты лица «Венеры перед зеркалом» едва различимы, ее восхитительные ягодицы волнуют наше воображение.
РАБОТА ПАМЯТИ
«Корень прошлого находится в будущем». Это утверждение Хайдеггера подходит к коллективной истории: невозможно понять прошлое, не зная того, как люди, которые в нем жили, мыслили себя в будущем. Подходит оно и к индивидуальной истории: как понять, кем мы были, пренебрегая будущим, которое мы для себя предполагали? Граница между памятью частной и памятью социальной остается зыбкой. Оруэлл отлично продемонстрировал, что тоталитаризм идет из речи и памяти. В обществе, которое он вообразил, история-рассказ без конца переписывается в зависимости от сиюминутных требований. Нельзя с уверенностью сказать, что французы не поддались манипуляциям с историческим дискурсом. Анализ школьных учебников показал, что материал излагаемся в зависимости от состояния историографии: это похоронные'причитания, когда утверждалось, что история поддается воле «великих людей»; долгосрочные демографические и климатические изменения и все производимые ими эффекты; история умонастроений, разнообразие которых не поддается никакой синхронизации, и т. д. Почитав о I Мировой войне во французских и в немецких учебниках 1930-х годов, можно подумать, что речь идет о разных войнах. В феодальном обществе, где лишь представители духовенства были грамотными, удержать определенные события в коллективной памяти пытались, проводя церемонии, которые, как полагалось, забыть будет нельзя. «Любой мало-мальски важный общественный акт осуществлялся публично, при большом скоплении людей, которые должны были хранить это событие в памяти и затем свидетельствовать о том, что они видели и слышали <...>. На церемонии присутствовали и совсем маленькие дети, которых в самые ответственные моменты церемонии сильно били в надежде, что зрелище будет ассоциироваться у них с болью и они лучше запомнят то, что происходило на их глазах» (Жорж Дюби). В 1980-е годы, несмотря на то что все были грамотными, национальную память решили укрепить проведением «года наследия», лишний раз побуждая французов устремиться в будущее, не отводя при этом взгляда от прошлого. Что нам рассказывает этимология? Слово «наследие» (patrimoine) происходит от латинского pater—отец, от которого произошли также слова «родина» (patrie), хозяин (patron), патриарх (patriarche). «Работа, семья, родина» — слово «наследие» (patrimoine) напоминает нам о наших деревенских корнях и показывает, как сильно мы изменились. Французы без устали вспоминают и почитают прошлое. Американцы, представители молодой нации, не перестают удивляться этой нашей тяге к прошлому.