Вначале мы с Вильямом работали вместе: ему нужны были дети для воскрешения Фавна каждые 10 лет, я же просто испытывал садистское удовольствие от того, как раскрывается человеческая душа перед лицом смерти, и как с людей слетают их высокомерные маски. Потом наши судьбы разошлись…»
Луис долгое время искал себе жертв-одиночек. Одинокий Ночной охотник… Кто-то так назвал его в печати. Но нелепая статья в низкосортной газетке не произвела никакого впечатления. Луис, действительно, искал своих жертв под кровом ночи, но особенно он обожал «свет». Ох, сколько же там было лицемерия под маской благонравия! Луис калечил жизни с азартом маньяка. Монахиня, графиня, торговец свечами, горшечник, кучер, полицейский, шулер, проститутка — это не имело значения. Проклятие дало Луису зрение, он видел человеческие души насквозь. И он с радостью вскрывал всю эту подноготную, как если бы вскрывал гнойный фурункул на лице общества.
***
Настал XVIII век. Луис снова вернулся к старому ремеслу. Маски… О, эти маски не прятали лиц, а наоборот, они открывали человеческую душу, все её уродства. Как только он вернулся к своему старому занятию, он сделал маску и себе. Под действием чар это маска стала демонической. Он обожал приходить в ней на маскарады. Как нелепо здесь люди прятали свои лица. Они так любят подобные шоу… Им нравится прятать самих себя под мишурой кружев и духов. Этот век нравился Человеку особенно. Да, теперь он не произносил своего имени. Он был Человеком, одним единственным средь этой лицемерной толпы. Все остальные не заслуживали этого звания.
Обрывок страницы из дневника.
«Как-то на одном из маскарадов я два часа к ряду не сводил взгляда с одной пожилой особы. На вокзалах эта благонравная леди находила неопытных юных девушек, приезжающих в столицу в поисках работы, предлагала им сдать комнату, а потом усыпляла и отдавала их тела на растерзание извращенных знатных клиентов. Взамен она получала связи и деньги, ведь её графский титул по сути ничего не значил — за её спиной не было и гроша…»
— Миссис Аркго? Простите мою бестактность, но мне показалось, что Вы несколько заскучали на этом празднике?
Старая женщина, лицо которой буквально сыпалось от пудры, жеманно рассмеялась.
— Я надеюсь, Вы хотя бы представитесь для начала.
Она протянула ему руку для поцелуя и Человек с услужливой улыбкой нагнулся к старой скрюченной руке, смотря теперь на неё исподлобья.
— Человек. Зовите меня так. Видите ли, я бы хотел сохранить своё инкогнито в связи с тем, что очень хочу воспользоваться некоторыми услугами, которые вы предоставляете.
Женщина тут же изменилась в лице и испуганно посмотрела по сторонам, желая удостовериться, что их никто не слышал.
— Тише! Тише, разве так можно. Сразу видно, что Вы обращаетесь за подобным в первый раз. — она заигрывающе взмахнула веером.
— Виноват, не могу не признать свою неопытность в таких заказах.
— Ничего-ничего. Но позвольте узнать, кто же порекомендовал Вам меня?
— Некий Господин. Не буду же я здесь называть его имя. Прошу, давайте скроемся от этих лишних ушей и обговорим всё в саду. Он здесь великолепен. И там нам явно не помешают чужие уши.
Человек подал руку старой женщине и та не без кокетливого жеманства, которое в её возрасте вызывало лишь здоровое отвращение, приняла его руку и пошла вслед за ним.
За музыкой маскарада никто не слышал страшных криков в глубине сада. А вскоре на улице города появилась старая маленькая женщина, с глазами разведенными в разные стороны, пугающаяся каждой кареты. Конечно, в её же собственный дом её никто не пустил, все вокруг считали её умалишенной попрошайкой. Из-за вытянутой вперёд верхней челюсти и зубов, она не могла толком ничего говорить. Бедная старуха испуганно носилась по городским улицам, пока в одном из переулков не увидела его — Человека. Он следил за ней и вот теперь стоял гордо, выпрямившись во весь рост и опираясь на лакированную трость. На его губах заиграла усмешка:
— Бойся и беги.
С криком старуха вдруг помчалась по переулкам, падая в лужи, сбивая с ног прохожих, которые незамедлительно отвечали ей пинками и ругательствами, а Человек с садистской улыбкой продолжал смотреть ей вслед и вдруг рассмеялся. Он взглянул на небо: серое, заволоченное густыми облаками, с которого уже начинали срываться капли мелко моросящего дождя. Он вдохнул воздух полной грудью, закинул трость на плечо и скрылся в толпе, готовясь снова исчезнуть на 10 лет.
***
Вскоре наступил XIX век. К его середине маскарады стали приходить в упадок. Люди искали иные развлечения. Кардинально изменилась мода, прогресс стал стремительно шагать вперёд.
И вот 20 марта в 1845 году Луис попал на фрик-шоу Барнума. Вот он — апогей человеческого уродства! Человека посетила безумная, даже грандиозная идея! И уже спустя год он — директор нового цирка уродов, где уроды — его чудики — обычные зрители, но с оголенными наизнанку душами. О, это было его торжество! Луис теперь стал загадочным Человеком в маске, который никогда не показывает своего лица. Как его любили знатные дамы. Он производил фурор! Гастроли, ажиотаж у касс… Луис, наконец-то, обрёл материальное воплощение своего мировидения, с этим цирком он обрёл самого себя.
Целый год он потратил на создание своего шоу, жертвуя сном, а, соответственно, изматывая своё тело и силы. Но Человека было не остановить. Вильям принял его идею без особого энтузиазма, с неким отрешенным спокойствием: с некоторых пор их пути стали слишком разными, хотя это и не могло разрушить их близкую связь — их объединяло слишком многое, их объединяло прошлое.
Человек создал свое грандиозное шоу из ничего. Свою цирковую труппу он собирал месяцами — да, это должны были быть особые экземпляры. И пусть всё общество буквально кишело тёмными лицемерными душонками, Человек искал средь них особенно уродливые.
Сначала было нелегко. После превращения его чудики ещё помнили свою человеческую жизнь, воспоминания делали их строптивыми, непослушными, толкали к протесту и бунтарству. Человеку приходилось в буквальном смысле дрессировать их, как цирковых животных, прибегать к физическим наказаниям, чтобы полностью отшлифовать под себя каждый экземпляр. И вскоре под действием масок воспоминания стирались из памяти чудиков, и они обретали нечто иное в своём сознании. Они становились частью проклятия, считали Человека в маске своим спасителем, становились его верными собачонками.
Некоторые из его чудиков оказались настоящими монстрами. Безобидные снаружи, их души хранили в себе столько злобы, ненависти и жестокости, что когда маска выворачивала их наизнанку, сдержать их было практически невозможно. В своём цирке Человек держал монстров, некоторые из которых были столь опасны, что выйди они из-под контроля, в городе воцарился бы настоящий хаос. Как искусный кукловод, Человек сдерживал их ярость, не давал выйти из-под контроля, держал в узде. А они беспрекословно слушались его, скручивая внутри себя все пороки и показывая их лишь только тогда, когда разрешал Хозяин. Они готовы были отдать за него жизнь, верили в него, как в Бога. Чем не гротескное отражение мира?
Обрывок страницы из дневника.
«Усилия не пропали даром. Насмехаясь над обществом, я назвал свою труппу семьёй. Мою шоу стало кривым зеркалом для людских душ, которые смотрели на своё отражение и смеялись, даже не представляя, как со стороны это выглядело нелепо. И я насмехался над ними, и насмехаюсь до сих пор. На то, чтобы держать цирк в узде, уходило слишком много сил, и всё же этот цирк давал мне смысл для существования».
***
Затем настал XX век. Эпоха джаза, великая американская мечта, опиумные вечеринки… Кабаре были все ещё актуальны. Цирк уродов по-прежнему пользовался немалым спросом. Как забавно, что менялась мода, ценности жизни, но человеческие души оставались такими же омерзительными. Монах мог быть убийцей, а проститутка — святой. Человек в маске щелкал людские жизни, как семечки.