Изложение истории Франции Рихер начинает достаточно методично. Сначала он рассказывает об устройстве мира, затем — о месте, которое занимает в этом мире Галлия, наконец — о народах, ее населяющих. Заканчиваются эти вводные главы предельно сжатым рассказом об истории «галлов» в предшествующий период: «когда святой Ремигий окрестил их, им была ниспослана особенно славная и блистательная победа. Говорят, что их первым христианским королем был Хлодвиг. После него государством по очереди правили высокородные императоры вплоть до Карла, с которого начинается наша история» (I, 3). Собственно повествование он начинает с момента, критического для этого государства: его правитель, король Карл, — очень мал (Рихер даже преуменьшает его возраст), поэтому сеньоры, не чувствуя никакой узды, затевают усобицы и стараются нажиться за чужой счет. «Никто не был королю за старшего, никто не заботился об охране королевства. Каждый был способен лишь захватывать чужое добро ... Поэтому общее согласие превратилось во всеобщий раздор. Вот из-за чего распространились грабежи, вспыхнули пожары, начались разбойные набеги» (1,4). К этому добавляется и другая опасность — уже осевшие в Галии пираты-норманны, воспользовавшись усобицей, а возможно, и приложив усилия, чтобы разжечь ее, нарушают прежние клятвы и вторгаются сначала в Бретань, а зачем и в собственно Галлию. «Когда их нападения участились, все земли Кельтской Галлии, которые находятся между реками Сеной и Луарой и называются Нейстрией, были почти полностью разорены» (Там же). Однако знать осознает, что раздоры вдохновляют пиратов «на бесчеловечные дела», и решает заключить мир, съехавшись для того на совет. «На этом совещании, прислушавшись к мудрым советам и поклявшись в верности, вернулись к величайшему согласию и приготовились воздать варварам за нанесенные оскорбления» (Там же). А для успешного изгнания норманнов и обуздания мятежников сеньорам потребовался вождь, способный руководить их действиями. Поэтому они избрали своим королем не маленького Карла, а Одона, «мужа воинственного и решительного» («virem militarem ас strenuum», I, 5). Одон успешно сражается с норманнами (1,5, 7-9), но улаживать внутренние ссоры ему удается далеко не всегда (1,5). Потом подрастает Карл, и его сторонники коронуют его (I, 12). Согласно версии Рихера, эта коронация не приводит к войне между королями Карлом и Одоном, так как последний вскоре умирает. Правление Карла начинается весьма удачно, сеньоры признают его, его власти подчиняются и заморские народы, «и даже Роберт, брат покойного короля Одона, человек большой отваги и весьма решительный, предложил королю свою военную службу» (I, 14). Однако вскоре спокойствию приходит конец, король наносит оскорбление Роберту и другим сеньорам, и они становятся его врагами. Король не в силах подавить разрастающийся мятеж и в конце концов попадает в плен к Хериберту, графу Вермандуа (I, 47), а королем избирают зятя покойного герцога Роберта, Радульфа. Тот вступает на трон в весьма тревожной обстановке, ему приходится сражаться и с норманнами (I, 49-50,51,57), и с мятежными сеньорами, а из их числа в первую очередь противостоять проискам Хериберта, графа Вермандуа, «так как Хериберт слишком много требовал от короля, король же ничего ненасытному не давал» (I, 52). Но постепенно Радульфу удается упрочить свое положение. К концу первой книги он уже одержал несколько побед над норманнами, утвердил своего ставленника на Реймсской кафедре (I, 60-61), взял крепость Хериберта в Лане (I, 62), его власть признают аквитанцы (1,57), ему присягают гасконские сеньоры (I, 64). Мир и спокойствие как будто восстановлены. Вслед за Радульфом на троне оказывается Людовик, сын Карла Простоватого и, кажется, сама природа благоволит его возвращению: и послам, отправленным в Англию звать его на царство, и самому юному королю сопутствует благоприятный ветер (II, 2, 4). Послы объявляют королю Адельстану, приютившему юного изгнанника, что «все желают Людовика ради всего доброго. И нет никого, кому бы собственное благо было дороже и значило больше, чем его благо» (II, 3). Прибывшего на родину короля радостно приветствуют его подданные: «Все ему рукоплескали. Все ликовали. Таково было настроение у всех» (II, 4). Королю отказывается подчиниться только брат покойного Радульфа, но король легко побеждает его (II, 5). Однако вскоре король неосторожно ссорится с герцогом Гуго, сыном Роберта. Спокойствию приходит конец: союзник Гуго Хериберт захватывает королевский замок Шато-Тьерри, в небесах видны грозные знамения и в Галлию вторгаются новые враги — венгры, разоряют ее, а знать снова увлечена усобицами, король не может рассчитывать на ее помощь и не в силах дать отпор венграм (II, 7). Следующие главы посвящены военным действиям, в частности — усобице между Арнульфом Фландрским и Эрлуином, графом Монтрей. Далее пересказывать сочинение Рихера нет смысла — мы хотели только показать, что его изложение, особенно в более ранней части, подчинено, как нам кажется, определенному замыслу, определенной схеме: раздор знати, которым пользуются внешние враги — примирение и воцарение согласия — раздор — снова примирение и т.д. (в третьей и четвертой книгах это уже не так заметно). Большинство фактов, содержащихся у Рихера, так или иначе связано либо с раздорами, либо с попытками их преодолеть. Достижение согласия — важнейшая задача королей, персонажи Рихера вполне осознают пагубность раздоров. В обращении архиепископа Херивея к Генриху Саксонскому[748] раздор предстает почти что в персонифицированном виде («с тех пор, как ты допустил в свою душу зависть, свойственную негодяям, вокруг тебя свил гнездо великий раздор», I, 23), Оттон II говорит послам Лотаря, просящим мира: «я давно знал, какой вред наносят государству бесконечные распри, когда знатные сеньоры обоих королевств то и дело воюют друг с другом» (II, 80), а послы обвиняют в развязывании подобных войн «охотников до раздора, вражды и резни», «дурных людей» (III, 79). «Пусть дружба одолеет тех, чьи раздоры несут гибель государству, да установится согласие и да правит оно мужами», — объявляют они (Там же). От раздоров страдает и церковь. «Негодяи свирепствуют в Реймской метрополии, лишенной пастыря, божественная служба обесценилась, истинная вера обратилась в ничто», — жалуется на соборе в Ингельхейме Роберт Трирский (II,71), а посол папы Римского Марин отвечает ему: «Когда власть короля будет упрочена и обретет подлинное могущество, тогда благодаря ее защите Божьи церкви процветут к вящей радости и будут поддерживать добродетель в добрых людях» (II, 72). И как ранее сеньоры последовали мудрым советам, объединившись, чтобы избрать Одона (I, 4), так и во время усобицы между Лотарем и Гуго Капетом, после того, как «раздоры великих мужей терзали государство в течение нескольких лет», «наиболее мудрые советники обоих государей собрались на совет и много жаловались на раздоры своих господ ... Они постановили, чтобы доброжелатели каждого из государей просили другого о мире, дабы каждый из двух, тронутый дружелюбием другого, легче пошел к нему навстречу и горячо покаялся перед ним в нарушении дружеского союза» (III, 89-90). Мудрым угоден мир, хотя это не значит, что автор отрицательно относится к войнам, направленным на обуздание внешних врагов или на расширение королевских владений, как поход Лотаря на Верден (III, 101-108). Однако внутренние распри, развязывающие руки врагам и представлявшие реальное бедствие во времена Рихера (усобицу между Фульконом Нерра и Одоном, графом Тура и Блуа он даже называет «гражданской войной», «bellum civilis», IV, 79, 81), отнюдь не встречают у автора сочувствия, хотя он и увлекается порой описанием какого-либо сражения или осады. Кстати, участие отца Рихера в подобного рода операциях оба раза было оправдано необходимостью вернуть владельцам отнятые у них владения и наказать захватчиков. Таким образом, повторяем, что если в сочинении Рихера и есть единая тема (насколько это вообще возможно в сочинении, построенном по принципу отдельных рассказов), то это тема своеобразной борьбы раздора и согласия, хотя похоже, что раздор в конце концов берет верх; сочинение заканчивается на достаточно тревожной ноте: только что раскрыт заговор против королей Гуго и Роберта (IV, 96-97), Герберту угрожает новое разбирательство (IV, 107).