Выбрать главу
[759]. Теперь обратимся к взаимоотношениям двух семейств, как они описаны у Рихера. Обращает на себя внимание прежде всего тот факт, что первый из представителей рода Робертинов (Капетингов), оказавшихся на троне, а именно Одон, изображен у Рихера вполне законным королем, а о долгой борьбе между ним и сторонниками Карла практически не упоминается: Одон остается королем и после коронации Карла, но вскоре умирает (I, 13), и его сторонники вполне достойно хоронят его. Причем похоже, что только по его смерти Карл вполне утверждается в своих правах: следующая глава открывается словами: «Итак, Карл, став королем ...» (I, 14). Борьба между представителями двух родов начинается, по Рихеру, только с разрыва Роберта, брата Одона, с Карлом. Но поначалу их отношения складываются вполне мирно: Роберт идет на службу к Карлу, а «король поставил его герцогом Кельтики, почти четыре года он пользовался его советами и очень доверял ему» (I, 14). Однако далее Рихер говорит о Карле, что «он и дальше был бы счастлив во всех своих предприятиях, если бы в одном не ошибся так сильно» (там же). Эта ошибка заключалась в том, что Карл приблизил к себе незнатного Хаганона[760], отдавая ему предпочтение перед знатными сеньорами, чем вызвал негодование последних (I, 15) ив особенности Роберта, которого неосмотрительно усадил вместе с Хаганоном, как равного (I, 16). После этого Роберт покинул короля и стал обдумывать, «как ему самому захватить власть». Автор сообщает, что Роберт и раньше завидовал королю и считал себя законным наследником брата, однако из его изложения следует, что Роберт преданно отстаивал интересы короля, пока тот не оскорбил его. Тем не менее, начав злоумышлять против Карла, он становится «тираном» (I, 21). Сторонники Роберта делают неудачную попытку захватить Карла в плен (I, 22), а затем коронуют Роберта (1,41); между приверженцами Карла и Роберта происходит сражение, в котором Роберт погибает (I, 46). Определить отношение автора к этим двум персонажам достаточно сложно. С одной стороны, хотя Рихер и называет коронацию Роберта «преступлением», а его самого — тираном, он все же высоко отзывается о его личных качествах, указывает, что король сам подтолкнул его к измене, не скрывает его отважного поведения во время сражения с пиратами (1,28-30) и в битве при Суассоне. С другой стороны, Карл выглядит у Рихера фигурой достаточно слабой: он очень нуждается в опеке решительного архиепископа Херивея, а до него — Фулькона, почему Роберт и замышлял убийство последнего, «ибо ему казалось, что как только тот погибнет, он с легкостью сможет возвратить королевство» (I, 16). Карл часто представлен плачущим или жалующимся (I, 18, 21,34,42,55),он, единственный изо всех королей у Рихера, не принимает личного участия в решающем сражении, а наблюдает за его ходом издали (I, 45). Почти комическим выглядит эпизод, когда архиепископ Херивей освобождает его из плена (I, 22); умирает Карл, «охваченный тоской и печалью» (I, 56). Этот персонаж, едва ли не самый интересный у Рихера, производит впечатление скорее жалкое и очень далек от того решительного и отважного государя, который требуется франкам. Можно добавить, что в истории мятежа действует еще один персонаж, лотарингский герцог Гислеберт, причем появляется он как раз в тот момент, когда отношения между Карлом и Робертом становятся достаточно мирными. Этот человек, которого, по словам Рихера, сопоставившего его с Катилиной, «очень радовали беспорядки и взаимные распри» (I, 35), был мятежником по натуре и питал, причем беспричинно, «необычайную ненависть» (I, 36) к другу своего покойного отца Карлу (I, 34), который в свое время «милостиво пожаловал» ему земли отца, а потом простил ему измену (I, 39). Гислеберт, которому все равно, кто будет его сообщником и кого возводить на трон, возможно, и введен автором для того, чтобы снять часть ответственности с Роберта: у него были причины гневаться на короля, а к наиболее решительным действиям его подтолкнул такой человек, как Гислеберт. В конечном счете складывается впечатление, что отношение Рихера к Карлу и Роберту сложнее, чем принято думать. Карл — законный король, и автор отзывается о нем не без сочувствия, но качествами истинного короля скорее обладают Роберт и Радульф, коронованный после смерти Роберта. Роберт — личность, безусловно, героическая, но он нарушил присягу, данную своему сеньору — Карлу[761] и посягнул на его права. Дальнейшие отношения королей из династии Каролингов и герцогов — потомков Роберта складывались по схеме, подобной схеме отношений Карла и Роберта. Гуго Великий, хотя и сознает свои права на престол, но отказывается от них в пользу Людовика IV, при условии, что тот, «не отступится от его советов» (II, 4), и верно служит ему. Но король дважды нарушает договоренность — когда отстраняет от себя герцога (II, 6) и когда уже после примирения жалует ему Байе, а затем отбирает обратно (II, 43), после чего герцог начинает подговаривать «верных своих и друзей поспешить с отмщением». О.Юрьева следующим образом оценивает его действия: «Король не сдержал верности сеньора по отношению к своему вассалу Гуго, чем и возбудил справедливое негодование последнего»[762]. В своем обращении к захваченному в плен королю герцог подчеркивает как свои прошлые заслуги, так и готовность служить ему: «Итак, вернется к нам добродетель и призовет нас к согласию, чтобы ты правил, а я — служил, а с моей помощью и остальные придут к тебе на службу» (II, 51). Окончательно помириться с королем герцога заставило только отлучение и увещевания епископов, но после того, как король и Гуго Великий заключили мир (II, 97), последний вновь стал преданно служить королю, повинуясь его приказам (II, 98, 99), а после его смерти поддержал юного Лотаря, сына Людовика IV. Сын Гуго Великого, Гуго Капет, также является верным вассалом Лотаря, и, задумав поход на Ахен, Лотарь обращается за помощью в первую очередь к нему (III, 69). Недоверие Лотаря к Гуго, заставившее его заключить мир с Оттоном II через его голову кажется результатом прежде всего чрезмерной подозрительности короля (III, 78), так как из текста Рихера никак не следует, что Гуго в чем-то обманул его доверие, а попытка короля захватить герцога на его обратном пути из Италии выглядит и вовсе предосудительно (III, 86-88). Однако после примирения с Лотарем, Гуго помогает ему короновать Людовика V и демонстрирует свою готовность повиноваться своему сеньору: «Теперь правили два короля и обоим герцог выказывал необычайную обходительность и предлагал всевозможные услуги, превознося перед всеми королевское достоинство и не скрывая своей покорности» (III, 91). Даже попытка короля за его спиной осуществить план сделать Людовика аквитанским королем (III, 92-93) не заставила герцога взбунтоваться.

вернуться

759

Современный исследователь M.Co утверждает, что Рихер называет герцога Роберта не только "tirannus", но также "transfuga" и "desertor", но эти два слова взяты из речи приближенных Карла Простоватого, которые вряд ли могли иначе отзываться о Роберте (I, 43). См.: Sot M. Les Sle'vations royales de 888 а 987 dans I'historiographie du Xe sieclc. Religion et culture autour de l'an miclass="underline" Royaume capetien et Lotharingie. Metz, 1990, p. 149.

вернуться

760

На самом деле Хаганон был родственником Фредеруны, жены Карла.

вернуться

761

К клятвопреступникам низшего ранга у Рихера относятся с открытым презрением. Граф Хериберт, впущенный в Шато-Тьерри предателем, издевается над ним и бросает в тюрьму III, 7), его сын Роберт тоже пользуется помощью изменника при взятии Дижона, но затем выдает его обманутому сеньору — королю (III, 12), граф Одон, по воле которого был повешен знатный человек, склоненный им к измене, утверждал, что смерть предателя его не печалит (IV, 78), что же касается Адальберона Ланского, то он сравнивается с Иудой (IV, 47).

вернуться

762

Юрьева О.П. Очерки по истории феодализации монархии во Франции. ЖМНП, 1902, № 2, с. 53.