Неандерталец и кроманьонец
Первые из этих людей были охотниками. Главным предметом их преследований являлась дикая лошадь, маленький бородатый пони того времени. Они следовали за ней, когда она передвигалась куда-нибудь в поисках пастбищ. Также охотились они и на бизона. Они знали мамонта, ибо оставили нам поразительно похожие изображения этого животного. Судя по одному, довольно, впрочем, двусмысленному изображению, они ловили их в западни и убивали их.
Охотились они с дротиками и метательными камнями. У них, кажется, не было луков; сомнительно, чтобы они умели приручать животных. Собак у них не было. Существует вырезанное изображение лошадиной головы и один или два рисунка, изображающих как бы запряженную лошадь, обмотанную сплетенной кожей или сухожилиями. Но маленькие лошадки той эпохи и местности не могли бы нести на спине человека, и если лошадь была приручена, она служила, должно быть, лишь вьючным животным. Сомнительно и невероятно, чтобы они выучились несколько неестественному употреблению в качестве пищи молока животных.
Как кажется, они не воздвигали никаких сооружений, хотя могли иметь палатки из шкур; они лепили фигуры из глины, но, несмотря на это, так и не дошли до выделки глиняной посуды. При отсутствии кухонной утвари их стряпня должна была быть очень примитивной, или же они вовсе не готовили. Они не имели понятия об обработке земли и не имели никакого представления о плетении корзин или тканой одежде. Если не считать плаща, кож и шкур, это были голые татуированные дикари.
Эти первые древнейшие известные нам люди охотились в открытых степях Европы, быть может, сотни веков, и затем стали медленно оседать и приспосабливаться к изменению климатических условий. Климат Европы с каждым веком становился все более теплым и влажным. Северный олень уходил к северу и востоку, бизон и лошадь следовали за ним. Степи уступили место лесам, и красный олень заменил лошадь и бизона. В связи с изменением ее назначения изменяется и самая утварь. Рыбная ловля в реках и озерах начинает приобретать большое значение для человека, и количество тонких орудий из костей все увеличивается. «Костяные иглы этой эпохи, — говорит Мортилье, — значительно превосходят таковые в позднейшие, даже исторические времена, вплоть до эпохи Возрождения. Римляне, например, никогда не имели игл, способных выдержать сравнение с иглами этой эпохи».
Около пятнадцати или двенадцати тысяч лет назад новый народ проник на юг Испании и оставил там замечательные собственные изображения на открытых поверхностях скал. Это были азилианцы, названные так по пещере Мас-д’Азиль. Они были уже знакомы с луком, кажется, носили головные уборы из перьев, и очень недурно рисовали. Свои рисунки азилианцы свели к некоторому символизму — человек, например, изображался одним вертикальным штрихом с двумя или тремя горизонтальными, что указывает на зарождение идеи письма. Против изображений охоты часто имеются знаки вроде знаков на бирке, один набросок изображает двух людей, выкуривающих пчелиный улей.
Это последние из людей, которых мы называем жителями палеолитического (древнего каменного века), потому что у них была только оббитая утварь. Около десяти или двенадцати тысяч лет тому назад в Европе занялась заря новой жизни: люди научились не только оббивать, но и полировать и обтачивать каменные орудия и положили, таким образом, начало цивилизации. Неолитический век (новый каменный век) начался.
Интересно отметить, что менее ста лет тому назад в отдаленной части света, в Тасмании, существовало еще одно племя человеческих существ, стоявшее на более низком уровне развития в физическом и умственном отношениях, чем любое из этих первых племен человечества, оставивших следы в Европе. Эти племена Тасмании оказались давным-давно отрезанными географическими переменами от остальных людей, и потому у них отсутствовали стимулы к дальнейшему развитию. Они, кажется, скорее вырождались, чем развивались. Ко времени открытия их исследователями-европейцами, они стояли на очень низкой ступени развития, питаясь моллюсками и мелкой дичью. Жилищ у них не было, а существовали становища. Это были настоящие люди, нашего типа, но они не обладали ни ловкостью рук, ни художественными способностями первых настоящих людей.
ГЛАВА 12. ЗАРОЖДЕНИЕ МЫСЛИ
А теперь разрешите нам углубиться в область весьма интересных гипотез. Что должен был чувствовать человек в те далекие первые дни своих похождений? Как думали люди, и о чем они думали в ту отдаленную эпоху охоты и кочевого образа жизни, за четыреста веков до первых посева и жатвы? Это было задолго до того, как впечатления людей стали записываться, и мы можем ответить на эти вопросы лишь на основании выводов и догадок.
Источники, которыми пользовались ученые в своих попытках восстановить это примитивное мышление, чрезвычайно разнообразны. В последнее время наука психоанализа, исследующая пути, которыми сдерживаются, подавляются, умеряются и заглушаются эгоистические и непосредственные импульсы ребенка с целью приспособить их к требованиям общественной жизни, пролила, по-видимому, значительный свет на историю первобытного общества; другим благодарным источником послужило изучение понятий и обычаев современных нам племен, которые и поныне остались в состоянии дикости. А кроме того, и фольклор, и всякие глубоко укоренившиеся неразумные суеверия, и все предрассудки, сохранившиеся до сих пор даже у цивилизованных народов, — все это является своего рода психологическими окаменелостями, и, наконец, во все возрастающем, по мере приближения к нашему времени, количестве рисунков, фигур, резьбы, символов и т. п. мы находим все более и более ясные указания на те предметы и явления, которые люди находили интересными и достойными запоминания и воспроизведения.
Мышление первобытного человека должно было сильно походить на мышление ребенка, т. е. он, несомненно, мыслил образами. Он сам вызывал эти образы, или образы эти сами представлялись его воображению, и он поступал в соответствии с возбужденными ими эмоциями. Так действует в наше время дитя или необразованный человек. Систематическое мышление является, по-видимому, сравнительно поздним достижением человека; оно не играло никакой видной роли в человеческой жизни вплоть до последних трех тысяч лет. И даже теперь люди, действительно проверяющие и приводящие в систему свои мысли, составляют лишь незначительное меньшинство. Большая часть населения мира до сих пор живет воображением и страстью.
По всей вероятности, первобытные человеческие общества в первоначальных стадиях человеческой истории представляли собой небольшие семейные группы. Первые племена образовались, вероятно, так же, как и стада и стаи первых млекопитающих, т. е. развились из семей, остававшихся вместе и размножавшихся. Но прежде, чем это могло случиться, должно было произойти известное обуздание первобытного эгоизма индивидуума. Страх перед отцом и уважение к матери должны были сохраняться и в зрелом возрасте, а естественная ревность стариков группы к молодым самцам должна была значительно ослабеть. С другой стороны, мать являлась естественной советчицей и покровительницей детенышей. Человеческая общественная жизнь выросла из борьбы между жестокими первобытными инстинктами детей, выражающимися в стремлении уйти и, в свою очередь, найти себе по достижении зрелости пару, с одной стороны, — и сознанием опасности и невыгодности отделения — с другой. Весьма талантливый антрополог Дж. Дж. Аткинсон в своем «Первобытном праве» показывает, какая значительная часть обычного права дикарей (табу), играющего такую видную роль в жизни каждого племени, может найти себе объяснение в подобном умственном приспособлении потребностей первобытного человека к развивающейся общественной жизни, и последние труды психоаналитиков во многом подтверждают его толкование.
Некоторые теоретики доказывают, что уважение и страх перед старым человеком и эмоциональное отношение первобытного дикаря к покровительствующей ему старой женщине, преувеличенные в снах и обогащенные фантастической игрой воображения, сыграли большую роль в возникновении первобытной религии и в создании образов богов и богинь. В связи с этим почтением к сильным и покровительствующим личностям возникали ужас и благоговение к подобным людям после их смерти, в связи с их появлением в снах. Легко было поверить, что они не перестали существовать, а только странным образом оказались перенесенными в страну большого могущества.