Я обнаружил две стелы, обе из зеленого камня. Одна поставлена ревизору — гуманному правителю, другая — сборщику налогов. Оба они маньчжуры, и знаков, которыми записаны их имена, хватило бы на четверых. Писал их, видимо, тоже маньчжур — и текст, и сами иероглифы не отличались изысканностью. Сами стелы были очень красивыми. На них затратили так много труда и денег, что они могли бы служить образцовыми сооружениями. Две грани у стел не отшлифованы, защищены с двух сторон выложенными из кирпича стенками, а сверху прикрыты черепичной крышей. Упрятав их внутрь, сберегли от ветров и дождей, но этот павильон заслонил сами стелы. Каменные черепахи у их оснований и баснословные звери по бокам текста вырезаны столь тщательно, что можно даже волоски пересчитать. Но все же делали эти стелы мастера из захолустья, и потому они не отличаются особо искусной работой и классическим изяществом.
Наступил вечер, жара спала. Я вошел в свою комнату и, высоко подняв северное окно, разделся и лег. Северный дворик был ровным и широким. В нем — строгие квадраты грядок с луком и чесноком, уступами ниспадают, цепляясь за рейки и затеняя двор, плети огурцов и тыкв. Возле забора пышно цветут красные и белые штокрозы и функии, а у края стрехи посажено несколько гранатов, гортензии и две осенние яблони. Вышла жена Ао с корзинкой в руках и начала срывать цветы, должно быть, чтобы украсить себя вечером.
Чхандэ принес кувшин с вином и миску яичницы.
— Куда это вы изволили ходить? — поинтересовался он. — Я уж подумал, не убили ли?
Это он нарочно прикинулся дурачком, чтоб показать свою преданность. Мне стало смешно. А вот вино меня порадовало, да и яичницу я люблю.
В этот день мы прошли тридцать ли — пожалуй, от Амнокгана будет всего сто двадцать. Корейцы называют это место воротами в страну, местные — главными воротами, а китайцы — пограничной заставой.
28-й день (день дерева и свиньи). Из-за утреннего тумана рассвело поздно. Рано утром мы с Пёном первыми тронулись в путь. Тэчжон показал нам большое строение вдалеке:
— Это дом толмача Сюй Цунмэна. В столице у него тоже есть дом, и гораздо лучше, чем этот. Цунмэн вообще-то человек алчный, творит беззакония и немало корейской крови попил. Так он и стал богачом. Когда он уже состарился, палата церемоний раскрыла его делишки, и дом в столице конфисковали, теперь лишь этот остался. А вон там — дом Шуан Линя, — показал он на другое место. — На его воротах написано: «Дом толмача».
Тэчжон весьма красноречив, говорит, как по писаному. Родом он из Сончхона и уже раз шесть-семь побывал в Пекине.
До Фэнчэна осталось тридцать ли. Наше платье отсырело, а бороды моих спутников покрылись росой, будто жемчужинки нанизали на иголки. Плотный туман на западном краю неба вдруг поредел, и приоткрылся кусок голубизны. Из этого отверстия полился свет, словно сквозь маленькое стеклышко в темном окне. Мгновение — и туман исчез без следа, превратившись в легкие сияющие облака. Теперь все было залито светом. Я оглянулся на восток, а там уже на три бамбуковых шеста поднялся круг алого солнца.
Мы пообедали в доме Кан Юнтая. Юнтаю было двадцать три года, он называл себя китайцем, отличался белизной лица и красотой, даже умел играть на цине. Я спросил, может ли он читать.
— Уже прочел «Четверокнижие», но вот толковать еще не научился, — ответил он.
Его слова о чтении и толковании связаны с иным, чем в нашей стране, способом обучения. У нас одновременно постигают звучание и смысл, а китайцы сперва заучивают текст, а после того, как хорошо его запомнят, учитель начинает объяснять смысл, то есть «толкует». Человек до конца своих дней может не научиться толковать, но заученные фразы войдут в повседневный язык, которым пользуются чиновники. Среди многих языков мира китайский язык самый легкий и упорядоченный.
Дом Юнтая чисто прибран и пышно обставлен. Сразу же бросается в глаза множество всяких вещей. Теплая лежанка застелена коврами, сплошь затканными драконами и фениксами, даже на стульях и плетеной тахте разложены парчовые и шелковые подстилки. Посреди двора стоят специальные подставки, на которые вешают тонкие бамбуковые циновки, чтобы заслониться от солнца. Повсюду висят занавеси из желтого шелка. Впереди посажены в ряд пять-шесть гранатов, на которых распустились белые цветы, тут же растет какое-то странное дерево с листьями, похожими на зимний кипарис, а плоды вроде апельсинов. Я спросил, как оно называется.