Тридцать с лишним верховых окружали одного здоровенного мужлана. Вокруг рта и по краям щек у него росли черные усы и борода. Одетый в платье маньчжурского чиновника — парадный халат, расшитый драконами с девятью когтями, — он восседает на белом коне в седле, украшенном золотом, а его ноги уверенно вдеты в серебряные стремена. Лицо его сияет улыбкой, а за ним едут три пары повозок, доверху наполненные сундуками с платьем.
— Нет ли в вашей деревне человека, сдавшего экзамен на чин или же учителя? — спросил я у хозяина.
— Деревенька наша маленькая, захолустная, откуда здесь быть школьному учителю? Правда, в прошлом году осенью сюда случайно попал один чиновник, сопровождавший таможенника, ехавшего из столицы. По дороге этот чиновник заразился дизентерией и здесь слег. Пока он болел, все здешние жители изо всех сил старались вылечить его. Прошла зима, и весной он, к радости, поправился. Он очень образованный человек, знаток китайской классики, да еще и по-маньчжурски умеет писать. Он решил остаться здесь на время и открыть на пару лет школу, чтобы учить здешних ребятишек и этим отблагодарить за великую милость излечения. Теперь он живет в школе при кумирне Гуаньди.
— Не можете ли вы взять на себя труд проводить меня к нему? — спросил я.
— У вас нет никакой нужды в провожатых, — сказал хозяин, — я покажу вам дорогу.
Он поднял руку и принялся объяснять.
— Вон тот высокий дом и есть школа при кумирне.
— А как звать учителя?
— Мы все здесь величаем его учителем Фу.
— Сколько же лет этому учителю Фу?
— Вот вы познакомитесь с ним, сами и спросите, — ответил хозяин.
Он вошел в дом и вынес с десяток листков красной бумаги и показал мне:
— Это господин учитель Фу сами изволили написать.
На красной бумаге с левой стороны сверху вниз было тонко выведено: «В дом, расположенный в таком-то месте. В такой-то год, луну и день с благоговением прошу вас удостоить посещением мое презренное угощение».
— Это мой младший брат приглашал, когда прошлой весной женился. Красные листки и есть приглашение на пир.
Можно сказать, текст написан превосходно. Иероглифы, выведенные на нескольких десятках листков, были не слишком крупными, но и не мелкими — будто жемчуг, нанизанный на нитку, словно их отпечатали с одной доски. Я даже подумал, уж не потомок ли Фу Чжэна этот чиновник?
Я позвал Сидэ пойти вместе к кумирне Гуаньди. Когда мы подошли к ней, здесь стояла тишина, не было слышно голосов. Оглядевшись, заметили справа флигель, а оттуда доносился детский голос, читающий нараспев. Какой-то мальчишка открыл дверь и высунул голову, но потом вдруг умчался, даже не оглянувшись. Я бросился вслед за ним.
— Где твой учитель?
— Что вы спросили? — откликнулся мальчик.
— Где учитель Фу?
Мальчишка даже вида не показал, что услышал, что-то пробормотал и, взмахнув рукавом, убежал.
— Наверняка учитель внутри, — сказал я Сидэ. Мы с ним подошли к правому флигелю и открыли дверь. Там стояли четыре-пять пустых стульев, но никого не было. Я прикрыл дверь и уже собрался было уйти, но тут заметил мальчишку и старика. Я сообразил, что это и есть учитель Фу. Оказывается, он ходил к соседям, а мальчик побежал за ним, чтобы сообщить о госте. Вот он и вернулся. На первый взгляд учитель не был похож на образованного человека. Я стоял перед ним, почтительно сложив руки, а старик вдруг обнял меня за талию, сильно толкнул, а потом схватил мою руку и принялся ее трясти. По его щекам расплылась улыбка. Я сперва даже испугался, но вскоре развеселился и спросил:
— Вы господин Фу?
Старик обрадовался:
— Откуда уважаемому господину известно мое презренное имя?
— Я давно наслышан о великом имени учителя. Оно подобно грому ворвалось в мои уши.
— Мне хотелось бы услышать и ваше уважаемое имя, — сказал Фу.
Я написал и показал ему. Фу написал свое. Его звали Фу Тусаньгэ, псевдоним Сунчжай, второе имя Дэчжай.
— А что значит саньгэ? — спросил я.
— Это мое имя, — ответил он.
— Где вы проживаете и откуда изволите быть родом?
— Я принадлежу к маньчжурскому центральному корпусу знаменных войск. А вы прибыли сюда, должно быть, для того, чтобы встать лицом к высочайшему выезду?
— Что значит встать лицом к высочайшему выезду? — не понял я.
— Очевидно, наш батюшка император, многие ему лета, призвал вас на аудиенцию?
— Если император призовет меня на аудиенцию, я непременно порекомендую вас, чтобы вы получили хоть маленькую должность.