Выбрать главу

Я подумал, что наши семьи бедные, но книги читать у нас любят. И вот у многих тысяч моих братьев шесть лун подряд на кончике носа прозрачной жемчужинкой висит капля. А если бы они потрудились перенять китайское устройство, то избавились бы от зимних страданий.

— Система отапливаемых лежанок из кирпича и глины очень хитроумна, но гораздо хуже наших дымоходов под полами, — не согласился со мной Пён Кехам.

— Чем же она хуже? — спросил я.

— У нас аккуратно расстилают толстую промасленную бумагу в четыре слоя, она теплого цвета и блестит, словно полита водой.

— Да, китайский кирпичный пол совсем не то, что наш корейский, покрытый бумагой, но если перенять устройство китайского пола из кирпича, кто запретит нам застлать его бумагой? Вообще-то, у наших теплых полов есть шесть недостатков, но никто об этом не знает. Я сейчас вам о них расскажу, а вы слушайте и не шумите. Пол делают, сначала накладывая глину, а потом на нее ставят камни. Камни разной величины, и пол может получиться неровным. Поэтому под опоры по четырем углам подкладывают мелкие камешки, стараются, чтобы не было перекоса. Но камни обгорают, а глина пересыхает, из-за этого постоянно тревожатся, как бы все не обрушилось. Это первый недостаток. Если камень неровный, выбоины замазывают глиной, значит, нагреваться он будет неравномерно. Это второй недостаток. Сделаешь дымоход под полом слишком высоким — пламя получится слабым. Это третий недостаток. Стенки получатся грубыми, появятся трещины, в них станет задувать ветер, загасит пламя, и дым просочится в комнату. Это четвертый недостаток. Если дымоход под полом сделать слишком низким, огню будет трудно пройти через дымоход и он начнет закручиваться вокруг дров. Это пятый недостаток. Чтобы дом хорошо прогрелся, надо потратить сотню вязанок дров, но тогда дней десять из-за жары не войдешь в помещение. Это шестой недостаток. Давайте-ка прямо сейчас все вместе попробуем уложить с десяток кирпичей! Так, с болтовней и смехом, сделаем теплый пол и уляжемся на него спать!

Вечером мы все вместе выпили несколько чашек вина. Спать я пришел захмелевший, глубокой ночью, уже после того, как отбили стражу. Мы с послом спали на одном кане, нас разделяла только занавеска. Посол уже спал. Я раскурил трубку и, полусонный, прилег с краю. Вдруг послышались шаги.

— Кто это? — испуганно спросил я.

— Это я, Тоино́м!

Голос был мне не знаком, и я снова окликнул:

— Ты кто такой?

— Да я Тоино́м! — громко ответил он.

Сидэ и слуги испуганно вскочили. Раздались оплеухи, и его вытолкали за дверь. Оказалось, это был солдат, который каждую ночь проверял помещения, где спали приезжие, пересчитывал людей и уходил. Я ночью всегда спал и ничего об этом не знал. Смешно, что этот солдат называл себя Тоином — Балбес-чужеземец с острова. Дело в том, что в нашем языке северных и западных инородцев называют «твеном». Это корейское слово записывают похожими по звучанию иероглифами «остров» — то, «чужеземец» — и и «балбес» — ном. Солдат многие годы встречает и провожает наших людей, он запомнил некоторые слова и знает, как их записать иероглифами. Он привык, что его зовут «твеном», и сам старается произнести это слово на свой лад.

Из-за этой кутерьмы я не смог заснуть, да и блохи донимали. Посол тоже не спал. Мы зажгли свечу и дождались рассвета.

6-й день (день воды и лошади). Вода в реке немного спала, и мы тронулись в путь. Я сел в носилки посла, чтобы переправиться вместе с ним, а человек тридцать слуг, раздевшись догола, помогали нести. На середине реки, где течение особенно быстрое, носилки вдруг накренились влево. Еще немного, и мы бы свалились. Беда! Беда! Мы с послом ухватились друг за друга, чуть не утонули. Добравшись до берега, я стал смотреть, как переправляются остальные. Одни сидели на закорках, других несли, поддерживая справа и слева, иные, соорудив плот, уселись на него, а четверо слуг на плечах его перенесли. Те, кто переправлялся верхом на лошадях, молили небо, задрав кверху головы либо зажмурив от страха глаза, другие же натянуто улыбались. Слуги несли на плечах снятые седла, чтоб не промочить. Переправившись, они снова входили в реку, взвалив на плечи коромысла. Я с удивлением спросил, зачем они это делают.