За этот период царь дважды, в 1849 и в 1850 гг., вмешался в. дела Средней Европы — и оба раза в пользу Австрии. Вследствие этого вмешательства Австрия одержала решительную победу на двух наиболее для нее важных фронтах.
Подавление венгерского восстания Первое вмешательство Николая было и дипломатическим и военным: оно произошло в 1849 г. в связи с венгерским восстанием.
Второе вмешательство было исключительно дипломатическим; направлено оно было к ликвидации попыток объединения Германии.
Вмешательство царя в дело подавления венгерского восстания было обусловлено прежде всего опасениями за спокойствие в Польше, в случае если бы Венгрия стала прочным независимым государством. Далее, существование государства, управляемого революционером Кошутом, считалось также угрозой влиянию царской России на Балканском полуострове. Наконец, победа всеевропейской реакции была бы неполной, если бы восторжествовала революционная Венгрия.
Николай решил выступить лишь в самом конце весны 1849 г., именно тогда, когда австрийские генералы потерпели ряд позорнейших поражений. Паскевич, наместник Царства Польского, взял на себя верховное руководство этой интервенцией. Австрийская империя после усмирения Венгрии могла считать себя спасенной. Зато среди всех подданных Франца-Иосифа не было отныне более яростных врагов России, чем венгры. С этого момента габсбургская держава стояла прочно на ногах; свое «политическое выздоровление», как писала реакционная пресса, она вскоре использовала против той же России. Николай понял это довольно поздно — только в 1854 г., — когда вполне ясно стала обозначаться враждебная позиция Австрии. Разговаривая с генерал-адъютантом графом Ржевуским, польским уроженцем, Николай спросил его: «Кто из польских королей, по твоему мнению, был самым глупым?.. Я тебе скажу, — продолжал он, — что самый глупый польский король был Ян Собесский, потому что он освободил Вену от турок. А самый глупый из русских государей — я, потому что я помог австрийцам подавить венгерский мятеж». Свою политическую ошибку Николай понял лишь тогда, когда уже ничего нельзя было исправить.
Второе вмешательство Николая в европейские дела последовало в 1850 г. Оно тоже было вызвано не только настойчивыми просьбами Франца-Иосифа и князя Шварценберга, но и определенными целями самого царя.
Вмешательство Николая I в австро-прусские отношения. После разгона, в 1849 г., Франкфуртского парламента, который ставил себе цельюобъединение Германии, мечта об этом объединении вокруг Пруссии не покидала широких слоев германской буржуазии. Николай I ни за что не желал допустить это объединение. В значительной степени под влиянием своего грозного петербургского шурина — Николая I — Фридрих-Вильгельм IV и отказался принять германскую императорскую корону от «революционного сборища», как ему велено было из Петербурга именовать Франкфуртский парламент. Но под воздействием общего стремления к объединению даже реакционное прусское министерство графа Бранденбурга сделало в 1849–1850 гг. некоторые шаги к реорганизации бессильного Германского союза. Тогда Николай I самым решительным образом поддержал австрийского канцлера Шварценберга, который объявил, что Австрия не потерпит усиления Пруссии.
Николай вовсе не только потому противился в 1849 г. созданию Германской империи, что инициативу объединения взял на себя «революционный» Франкфуртский парламент: он не желал также чрезмерного усиления Пруссии. В этом вопросе он всецело сходился с австрийской дипломатией.
Далее, Николай стал агитировать в пользу сохранения Гольштейна за Данией. 2 августа 1850 г. представители России, Франции, Англии и Австрии подписали в Лондоне соглашение, которое закрепляло за Данией обладание Гольштейном. Это был первый тяжкий удар, нанесенный Пруссии. Шварценберг торжествовал. В Пруссии росло общественное возбуждение. Вернувшись из Варшавы, граф Бранденбург внезапно скончался; легенда приписывала его смерть оскорбительному обращению со стороны царя и волнению прусского премьера в связи с национальным унижением Пруссии. Шварценберг, уверенный в поддержке Николая, грозил Пруссии войной.
«Ольмюцкое унижение» Пруссии (29 ноября 1850 г.). В ноябре 1850 г. произошел новый конфликт между Австрией и Пруссией из-заГессена. После вмешательства Николая, в городе Ольмюце 29 ноября было подписано соглашение между Пруссией и Австрией, причем Пруссия должна была совершенно смириться. Это «ольмюцское унижение» навеки запомнилось во всей Германии, как дело рук Николая.
Царь торжествовал на всех фронтах дипломатической борьбы. Говоря впоследствии об этих годах (до 1853 г.), английский министр Кларендон заявил в одном своем парламентском выступлении, что в те времена, по общему мнению, Россия обладала не только «подавляющей военной силой», но и дипломатией, отличающейся «несравненной ловкостью». Могущество Николая после венгерской кампании и после Ольмюца казалось непреоборимым. «Когда я был молод, то над континентом Европы владычествовал Наполеон. Теперь дело выглядит так, что место Наполеона занял русский император, и что, по крайней мере в течение нескольких лет, он, с иными намерениями и иными средствами, будет диктовать законы континенту». Так писал в 1851 г. очень осведомленный наблюдатель, барон Штокмар, друг принца Альберта и английской королевы Виктории.
Эти сравнения Николая с Наполеоном стали обычными в те годы, когда шла речь о влиянии России на дела Европы. В 1849–1852 гг. мнение о почти полном всемогуществе Николая в Средней Европе было довольно близким к истине. Что же касается Англии и Франции, — то здесь дело обстояло сложнее. Отсюда приближалась к Николаю гроза.
2. ОБОСТРЕНИЕ АНГЛО-РУССКИХ ОТНОШЕНИЙ В 1848 ― 1849 гг.
3 апреля 1848 г. Николай написал королеве английской Виктории знаменательное во многих отношениях письмо. Царь был растерян и подавлен: Европа представлялась ему уже лежащей в развалинах. Он писал Виктории как представительнице одного из двух государств, еще не поколебленных бушующим ураганом. Он приглашал Англию соединиться с Россией и спасти общественный порядок. Момент был выбран подходящий. По мере развертывания революционных событий в Европе Пальмерстон все более беспокоился по поводу грозившего, казалось бы, Австрии распада. Он боялся: 1) вторжения французов в Северную Италию с целью изгнания австрийцев и 2) поглощения славянских народов Россией, что приблизило бы царские войска к Константинополю. И в том и в другом случае он, к удовольствию своему, встретил поддержку царя. Николай изо всех сил противился расширению влияния революционной Франции. С другой стороны, он не только не содействовал распаду Австрии, но и спас ее своей интервенцией. В Англии учли очень скоро, какой драгоценный, со своей точки зрения, момент упускает царь и какую безумную ошибку он совершает. Пальмерстон, конечно, и пальцем не пошевелил, чтобы воспротивиться русской интервенции, когда венгерские делегаты обивали все английские и французские пороги, прося о помощи. Он был вполне удовлетворен тем, что Австрия осталась противовесом и барьером на Ближнем Востоке против русского продвижения в Турции, и что этот результат достигнут был пролитием русской, а не английской крови. Это не помешало Пальмерстону выступить осенью того же 1849 г. в роли благороднейшего защитника угнетенных венгров, а одновременно и подорвать среди панически настроенных турок веру во всемогущество русского царя.
Русская нота Турции об эмигрантах. Это случилось в связи с новой нелепой дипломатической ошибкой Николая: 25 августа 1849 г. царь приказал канцлеруНессельроде направить турецкому правительству ноту с требованием выдачи четырех поляков (Бема, Дембинского, Замойского и Высоцкого), которые участвовали в свое время в восстании 1830–1831 гг., а в 1849 г. служили в революционной венгерской армии. Нота была составлена в очень резких, повелительных тонах. Русский посланник в Константинополе, Титов, должен был потребовать у Порты ясного и точного ответа: «да или нет», и объяснить министрам султана, что они «должны взвесить последствия отказа». Нота прямо давала понять, что Николай не остановится перед объявлением войны. Аналогичную ноту, но в более сдержанных выражениях, послала султану и Австрия относительно выдачи Кошута и других венгерских революционеров, бежавших в Турцию. Султан Абдул-Меджид обратился за советом к Стрэтфорду-Каннингу, который еще с июня 1828 г. находился в Константинополе со «специальным поручением». Стрэтфорд и французский представитель Опик убедили султана, что необходимо отказать царю и Францу-Иосифу в их незаконных требованиях. Стрэтфорд сделал это, предугадав желание Пальмерстона, но еще не получив от него полномочий. 2 октября 1849 г. Пальмерстон перенес все это дело на рассмотрение пленума британского правительства. Лорд Россель, глава кабинета, одобрил поведение Стрэтфорда и линию поведения, предложенную Пальмерстоном. В Вене и в Петербурге были сделаны «дружественные представления» английского и французского правительств о желательности прекратить нажим на Турцию по делу об эмигрантах. Одновременно адмиралу Паркеру с английской эскадрой велено было послать большой фрегат к Дарданеллам и приблизить к турецким водам всю его эскадру, которая крейсировала недалеко от греческих берегов. Намек был понят. Николай прекратил все это дело. Положение было облегчено ему мягким и непривычно-любезным тоном английского министра. Пальмерстон не хотел в этот момент раздувать инцидент: не имея союзников, он не желал воевать с Россией.