Другой тип справедливости олицетворялся богиней Немезидой, которую часто представляли как богиню возмездия. Однако ее имя можно понять как «раздающая должное», поэтому Немезиду можно считать богиней, устанавливающей равновесие добра и зла. Среди ее аксессуаров мы находим Колесо Фортуны, меч и плеть — аналог березовой розги госпожи Каждому-по-заслугам. Третьей богиней справедливости была Астрея, еще одна дочь Фемиды. В понимании справедливости как правды, добропорядочного поведения, правильного порядка вещей она приближалась к Маат. Но поскольку люди становились всё более порочными, она не могла больше оставаться на Земле и превратилась в созвездие Девы, которая, как мы уже упоминали, держит в своих руках весы.
Создается впечатление, что любая религия берет у своих предшественниц все, что считает возможным, а остальное выбрасывает или демонизирует. Римскую богиню справедливости звали Юстиция. У нее были весы, как у Астреи, и меч, как у Немезиды, которые ранее могли принадлежать месопотамскому богу солнца Шамашу, имевшему в своем распоряжении и весы, чтобы отмерять справедливость, и меч, чтобы ее обеспечивать. На глазах Юстиции была также повязка, чтобы на ее решение не мог подействовать общественный статус обращавшегося к ней человека. Иногда ее изображали с факелом, символизировавшим свет истины, а также с фасциями, или пучком прутьев, означавшим гражданскую власть. Поскольку у нее было только две руки, то она не могла держать в них все сразу, поэтому, если вы видите изображение этой богини в судах за пределами Европы и Северной Америки, то в руках у Юстиции может оказаться любой из этих предметов, чаще всего — весы и меч.
Действительно, Юстиция унаследовала множество аксессуаров от предшественников, но ее никогда не считали судьей душ умерших. Она возглавляла суды общего права и взвешивала не сердца, а улики и свидетельские показания. Однако в Древнем Риме она была скорее аллегорической фигурой, а не загадочной, внушающей трепет богиней. А вот древние египтяне действительно верили в существование Маат и особенно Сехмет — в то, что эти божества вмешиваются и в земную жизнь, и в жизнь после смерти, причем любое их вмешательство может иметь серьезные последствия. Юстиция же оставалась лишь статуей, которая олицетворяла намерение человеческого суда разбирать дела в согласии с принципом справедливости и в соответствии с кодексом законов, которые сами люди для себя установили.
Поговорим теперь о понятии справедливости после смерти. Жизнь древних греков и римлян после смерти не отличалась ни особым комфортом, ни последовательностью описания, однако похоже, что в их мрачных подземных мирах происходило что-то напоминающее суд над душами и воздаяние. Оказаться мертвым было совсем не веселым делом: как поведал мертвый Ахилл все еще живому Одиссею, лучше провести один день последним из рабов на земле, чем царем в стране мертвых. Действительно, некоторых после смерти настигает возмездие, но и посмертная жизнь людей добродетельных далека от пребывания в приятном во всех отношениях раю: никаких садов, арф или юных дев для услады. Скучные поля асфоделий — вот, пожалуй, лучшее, что их может ожидать. Что касается отмеренных людям при жизни удач и испытаний, то это дело парок, перечить которым не могли даже боги. Древние греки были озабочены неизбежностью кары за злодеяния, но почему-то плата добром за добро их интересовала меньше: лучшим вознаграждением за совершенное доброе дело могло стать превращение тебя в дерево.
Чтобы отыскать нечто схожее с древнеегипетским взвешиванием сердца и концепцией Маат, нужно немного продвинуться по шкале времени в эпоху христианства. Идеи, заключенные в слове «маат», схожи с теми, которые содержатся в древнегреческом слове «логос» или, по крайней мере, в некоторых вариантах его значения. Логос — это не колесо, не весы, не путь, а всего лишь слово, или Слово. Оно проникло в христианство через Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Но Логос — это не просто древнее слово, это слово, подобное Маат. Оно одновременно и слово, и Бог; оно содержит в себе истину, справедливость и нравственные основания всего сущего.