Я утверждаю, что имеется еще один краеугольный камень, без которого не может существовать ни долга, ни кредита: это чувство справедливости. При благожелательном взгляде это — прекрасная человеческая черта. Без чувства справедливости, согласно которому «за добро нужно платить добром», мы бы не смогли понять, что «долг платежом красен». Ни один человек не дал бы в долг другому, не будучи уверенным, что когда-нибудь получит свои деньги назад. Пауки не делятся пойманными мухами с другими взрослыми пауками; только общественные животные могут чем-то делиться. Обратной стороной понятия справедливости является понятие несправедливости. Оно приводит к злорадству, когда вам удается безнаказанно совершить что-то несправедливое, или к взрыву гнева и желанию отомстить, когда несправедливо поступают с вами.
Дети начинают говорить: «Так нечестно!» — примерно с четырехлетнего возраста, то есть задолго до того, как у них просыпается интерес к сложным инвестиционным схемам или возникает понимание ценности денег. Их охватывает удовлетворение, когда в какой-нибудь сказке, рассказанной перед сном, злодей получает по заслугам, или, наоборот, они испытывают разочарование, когда такого воздаяния не происходит. Чувства прощения и сострадания появляются позднее, а если культура, в которой дети растут и развиваются, оказывается неблагоприятной для таких чувств, то не появляются вообще. Для маленьких детей заключить злодея в бочку, утыканную изнутри гвоздями, и катить ее под горку к морю — значит восстановить космическое равновесие и победить зло, после чего они спокойно засыпают.
Интерес к справедливости развивается с годами. После семи наступает правовая фаза, в которой справедливость любого правила, навязанного взрослыми, подвергается сомнению. В этом же возрасте чувство справедливости может принимать самые удивительные формы. Например, в 80-е годы прошлого столетия у девятилетних детей существовал весьма странный ритуал. Первый, кто видел на улице автомобиль «жук» фирмы «Фольксваген», имел право стукнуть кого-нибудь рядом с собой со словами: «Получи за жука без отдачи». Увидевший такой автомобиль приобретал права на удар с обязательным добавлением слов: «Без отдачи!», которые лишали другого ребенка права на ответный удар. Если же участник игры успевал выкрикнуть: «С отдачей!» — до того, как произносились заветные слова, обеспечивающие безопасность, то ответный тумак дозволялся. В этой системе не оставалось места для денег: откупиться от удара было невозможно. Главенствовал принцип взаимности: на удар следовало отвечать ударом, если с быстротой молнии не произносились слова, этот принцип исключающие.
Нам говорят, что онтогенез повторяет филогенез: во время своего взросления индивидуум повторяет все стадии развития вида. И тот, кто не видит в описанной выше детской игре принципа талиона, восходящего к выработанным четыре тысячи лет назад законам Хаммурапи и повторенного в библейской формуле «око за око, зуб за зуб», тот совершенно слеп. Принцип талиона, очень приближенно, означает возмездие «равным за равное»; согласно этому принципу мера наказания должна соответствовать ущербу, причиненному преступлением. В правилах «тумака за „жука“» каждый имеет право на ответный удар, если ударивший не успевает произнести свою охранную формулу. Такой же вид защиты повсеместно встречается в деловой практике и правовых документах — в тех пунктах контрактов, которые начинаются словами «Независимо от вышеизложенного».
Мы все готовы нанести тумак, если это ничего не будет стоить, как и съесть бесплатный обед или вообще получить что-нибудь бесплатно. При этом заранее знаем, что вероятность получения такого права исключительно мала. Но откуда нам известно, что на удар последует ответный удар? Может, это является результатом ранней социализации, например, когда в детском саду вы не поделили игрушку и вдруг хнычете: «Мелани меня укусила!» Или это поведенческий шаблон, изначально запрограммированный в нашем сознании?
Давайте рассмотрим второй вариант. Для того чтобы существовал ментальный конструкт под названием «долг», который «платежом красен», должны существовать некоторые предпосылки. Одной из них, как я уже говорила, является понятие справедливости. Кроме того, должно быть некое понятие равновеликости: что нужно сделать, чтобы наш мысленный балансовый отчет сошелся? Если у Джонни есть три яблока, а у Сьюзи — один карандаш, то будет ли справедлив обмен, при котором за одно яблоко получаешь один карандаш, или справедливо какое-то другое соотношение? Все зависит от того, какую ценность Джонни и Сьюзи придают тому, что хотят поменять. А это, в свою очередь, определяется силой чувства голода или желания заполучить такую вещь, как карандаш. В сделке, которая считается справедливой, обе стороны довольны и ни одна из сторон не считает, что ей еще что-то должны.