Этот царь, появляющийся в описаниях как Ахтой I, на самом деле был правителем провинции с центром в Гераклеополе; вероятнее всего, корни его жестокости происходят из его вооруженной попытки захватить весь Египет. Почти сразу после смерти Ахтоя (Мането говорит, что он сошел с ума и был сожран крокодилом, что представлялось знаком священной мести), другой «фараон» появился еще дальше к югу. Его звали Интеф, и он объявил себя правителем всего Египта с центром в Фивах.
Мането говорит, что за Девятой династией Ахтоя последовала Десятая, а затем очень быстро – Одиннадцатая. В действительности же случилось так, что Девятая и Десятая, а также Одиннадцатая династии правили почти одновременно. «Править» в данном случае – слишком приличное слово; непокорные военачальники сражались друг с другом за право установить номинальный контроль над Египтом, а остальные правители провинций продолжали поступать, как им заблагорассудится. Хвастливая запись Анхтифи, одного из таких правителей-номархов (территории, управлявшиеся номархами, были известны как номы) показывает полное равнодушие к царским претензиям в Гераклеополе и Фивах.
«[Я] надзиратель над жрецами, надзиратель над пустынными землями, надзиратель над купцами, великий повелитель номов. Я начало и вершина мужчины… Я подавил страхи моих предшественников… Весь Верхний Египет умирал от голода, люди ели своих детей, но я никому не позволил умереть от голода в своем номе… Я не позволил никому испытать желание уйти из этого нома в другой, я ни с кем не сравнимый герой».2
По крайней мере, в своих собственных глазах Анхтифи был равен любому фараону.
Аккуратное построение Мането наследственных династий определяется его намерением уложить хаос в рамки системы династических наследований. Даже спустя пятнадцать сотен лет после этих событий Мането не может до конца признать, что авторитет Гора на земле исчез полностью. В этом он не одинок. Сохранившиеся надписи того периода показывают, что египетские писцы или игнорируют реальность распада их царств (другой древний царский список делает вид, что Девятой и Десятой династий никогда не существовало, и отчасти перескакивает через Одиннадцатую),3 или пытаются играть терминами. Египет впал в анархию? Нет, просто временно возвратилась старая вражда Севера и Юга. В этом противостоянии не было ничего нового, и в прошлом именно фараон всегда поднимался на объединение страны в единое целое.
Итак, мы имеем Интефа I, фиванского претендента, объявившего себя «Царем Верхнего и Нижнего Египта» в надписи, сделанной им самим.4 Это явное преувеличение, потому что он совершенно точно не был царем Нижнего Египта – и наверняка не контролировал весь Верхний Египет. Тем не менее он претендовал на традиционную власть фараонов. Солдаты Интефа не единожды сражались с войсками владык Гераклеополя, повторяя старые сражения между севером и югом. Тем временем в конфликт вступили другие соперничающие номархи, а западные семиты вторглись в Дельту – и великое прошлое Египта отступило еще дальше. «Войска бьются с войсками, – говорит запись того периода. – Египет сражается на кладбище, разрушая гробницы в мстительном стремлении разрушать».5
Затем, на полпути от Одиннадцатой династии, на трон Фив садится Ментухетеп I.
Ментухетеп, который был назван в честь фиванского бога войны, провел первые двадцать лет своего правления, пробиваясь с боями на север в Нижний Египет. В отличие от Нармера и Хасехемуи до него, на своем пути ему приходилось вести кампанию не только против солдат северного царства, но также против прочих номархов. Одна из его первых крупных побед была одержана в битве с правителем Абидоса; жестокость завоевания видна из одного массового захоронения, содержащего шестьдесят солдат, и все они были убиты в одном бою.6
Постепенно солдаты правителя Десятой династии отступали. Когда Ментухетеп дошел до Гераклеополя, царь Десятой династии, который правил там, умер. Претенденты на наследование предоставили оборону самой себе, и Ментухетеп с легкостью вошел в город.
Теперь он владел и Фивами, и Гераклеополем, но Египет был далеко еще не объединен. Номархи не склонны были отдавать власть, которой обладали так долго; сражения с провинциями продолжались много лет. Портреты египетских царских чиновников этого времени изображают их чаще с оружием, чем с папирусом или другими конторскими принадлежностями, предполагая, что административная деятельность той эпохи была неразрывно связана с военной.7