Sumus exules, vivendi quam auditores.
Предисловие
Примерно около 1770 года до н. э. Зимри-Лима, правителя города-крепости Мари на берегу Евфрата, вывела из себя его младшая дочь.
Десятью годами раньше Зимри-Лим выдал свою старшую дочь Шиматум замуж за правителя другого суверенного города-крепости под названием Иланшура. Это был удачный шаг, отмеченный пышными праздниками и горами подарков – в основном от семьи невесты жениху. Внуки Зимри-Лима со временем должны были встать в очередь на трон Иланшуры, а до того правитель Иланшуры становился союзником, а не еще одним соперником в ряду множества независимых городов, борющихся за территории на плодородных, но ограниченных по площади землях вдоль Евфрата.
К несчастью, внуки не появились так быстро, как хотелось царю. Через три года Зимри-Лим, все еще надеясь образовать вечный союз с Иланшурой, послал правителю вторую дочь – Кирум, младшую сестру Шиматум. Ожидалось, что Кирум, острая на язык и амбициозная, займет свое законное место второй жены и служанки своей сестры. Вместо этого она решила попытаться занять положение первой жены правителя. Она вмешивалась в политику, командовала слугами, используя их лично для себя, глумилась над сестрой и вообще воцарилась во дворце – пока Шиматум не родила двойню.
Бездетная Кирум немедленно перестала что-либо значить в дворцовой иерархии. «Никто больше не спрашивает моего мнения, – жаловалась она в письмах отцу. – Муж забрал у меня всех слуг. Сестра говорит, что она сделает со мной, что захочет!»
Судя по отношению Кирум к сестре в ранние годы ее замужества, не похоже, чтобы слова «что захочет» заключали в себе что-либо доброе; и действительно, в своих письмах Кирум начала просить отца спасти ее. Мольба «Забери меня домой или я умру!» перешла в «Если не заберешь меня назад в Мари, я прыгну с самой высокой крыши в Иланшуре!».
Зимри-Лим надеялся сделать царя Иланшуры своим другом. К несчастью, то, что он оставил Кирум среди его домочадцев, не привело к установлению добрых отношений между двумя семьями. Спустя семь лет после свадьбы Зимри-Лим сдался, совершил путешествие на север и, по словам, записанным при его собственном дворе, «освободил дворец Иланшуры», привезя Кирум домой{1}.
Тысячи лет назад группы охотников и собирателей бродили по просторам Азии и Европы, следуя за стадами мамонтов, которые питались дикой травой. Лед начал медленно отступать, разновидности травы менялись, стада откочевывали на север и уменьшались в численности. Некоторые охотники следовали за ними. Другие, лишившись мяса, которое до той поры было их основной пищей, стали собирать эту дикую траву и со временем начали сажать ее для себя.
Вероятно, так оно и было.
Несмотря на то, что мировая история шаблонно отсчитывается с доисторических времен, я подозреваю, что предыстория – неверная точка начала отсчета для историка. Есть специалисты, которые куда лучше оснащены, чтобы копаться во мраке очень далекого прошлого. Археологи откапывают следы деревень, построенных из костей мамонтов, антропологи пытаются реконструировать потерянный мир этих деревень. И те и другие строят гипотезы, которые соответствовали бы фактам, пытаются создать линзу, которая показала бы нам группы людей, двигающиеся с востока на запад, отказываясь от мяса мамонтов в пользу ячменя и копаясь в земле в поисках дополнительного зерна.
Но для историка, который надеется не только объяснить, что делают люди, но в некоторой степени и почему они это делают, предыстория – время до того, как люди начали писать и оставлять рассказы о своих королях, героях и о себе – остается в тумане. Какое бы археологи ни сделали заключение о группе, названной «человеком неолита», я ничего не знаю о днях и ночах гончара неолита, делавшего свои горшки с кольцевым ободком в деревне на юге теперешней Франции. Следы охотников и собирателей (горшки, каменные осколки, кости людей и животных, рисунки на скалах и стенах пещер) показывают образ жизни – но не выстраивают рассказ. В предыстории нет королей и жен. Лишенные индивидуальности, доисторические люди слишком часто представляются в виде меняющихся цветовых пятен на карте: движение на север, движение на запад, создание поля культивированного злака или загона для стада только что одомашненных животных. Истории этих безымянных людей должны рассказываться бесцветным голосом, что ранит слишком многих историков: «Цивилизация возникла в плодородной излучине, где на берегах Евфрата впервые было посажено зерно. Вскоре последовало развитие письма, и были созданы города».
1
Из коллекции публикаций в: