Для правильного функционирования общественного расширенного воспроизводства в масштабе целых регионов древних цивилизаций области первого и области второго подразделения должны быть надежно объединены. В наше время естественно было бы искать объединения в налаженном международном обмене. Но на рубеже II и I тысячелетий до н. э. этому мешали непреодолимые препятствия. Источники сырья в горных районах перестали к этому времени быть легкодоступными по той причине, что вся территория между ними и основными потребляющими районами (такими, как Египет и Нижняя Месопотамия) была освоена достаточно могущественными государственными образованиями, а это, как мы указывали, служило существенным препятствием для нормального развития международной торговли. В то же время развитие районов производства минерального сырья и леса и отчасти скотоводства (например, горного коневодства) привело к тому, что они не представляли более такого контраста по сравнению с Египтом и Месопотамией, как это было раньше, и вполне могли обеспечивать самих себя большей частью пищевой и текстильной продукции; по-видимому, сырье, ранее задешево вывозившееся, могло теперь перерабатываться на место собственной ремесленной промышленностью. Такое положение подрывало основы производства в высокоразвитых странах второго подразделения, и, действительно, мы наблюдаем глубокий экономический и культурный упадок в Египте и Нижней Месопотамии XII—X вв. до н. э.
Выходом из положения могло быть не просто объединение трех способов ограбления соседей (путем простого разорения, путем захвата рабочей силы и путем захвата торговых центров и контроля над торговлей), но обязательное насильственное объединение в надлежащем соотношении областей первого и второго подразделений общественного производства (средств производства и предметов потребления). Империи, которые, начиная с Новоассирийской (IX—VII вв. до н. э.), сменяют одна другую на территории древнего мира, должны были решать именно эту задачу.
Древние «мировые» державы.
Империи, или так называемые мировые державы, принципиально отличались от крупных государственных объединений, размеры которых определялись лишь экономико-политическими нуждами унификации речного бассейна (Египет, Нижняя Месопотамия) или которые представляли собой конгломерат автономных политических единиц (азиатские владения Египта времени Нового царства, Хеттская, Митанпийская, Среднеассирийская, возможно, Ахейская держава). Разница заключалась, во-первых, в том, что протяженность имперской территории была гораздо большей и не ограничивалась какой-либо одной, хотя бы и крупной, областью, части которой естественно тяготели друг к другу в силу тесных экономических, географических или племенных связей.
Напротив, империи обязательно объединяли территории, неоднородные по своей экономике и экономическим нуждам, по своим географическим условиям, по этническому составу населения и культурным традициям.
Эти неоднородные территории объединялись насильственно с целью обеспечить для более развитых стран второго подразделения принудительный обмен со странами первого подразделения, которые в этом обмене либо вовсе не нуждались, либо нуждались в нем не в такой мере и, уж во всяком случае, не в таких формах. Во-вторых, разница заключалась в том, что прежние крупные государственные объединения хотя и стремились сажать в подчиненных областях своих ставленников, царских родичей и т. п., но в основном не нарушали традиционной структуры управления подчиненных стран; напротив, империи подразделялись на единообразные административные единицы (области, сатрапии, провинции), все государство в целом управлялось из единого центра, а автономные единицы если и сохранялись в пределах империи, то имели совершенно второстепенное значение; империя стремилась низвести их на уровень своих обычных территориальных административных подразделений. При этом нередко граждане государства-завоевателя имели больше прав и экономических возможностей, чем подданные империи в завоеванных областях.
Само собой разумеется, что попытки завоевать соседние страны, расширить свои владения, увеличить число рабочей силы в стране, извлечь выгоду из международной торговли так или иначе делали все государства интересующего нас периода. Однако но всякое государство могло создать империю. Поскольку создание империй было прежде всего в интересах высокоразвитых сельскохозяйственных цивилизаций (второго подразделения), можно было бы думать, что именно они и окажутся создателями империй. Но это не так. Создателями империй каждый раз оказывались государства, обладавшие наилучшими армиями (скорее с точки зрения их вооружения и обучения, чем численности, потому что первые успехи всегда давали необходимое новое пополнение в армию победителей); немаловажным было и стратегическое положение государства и его армии. Так, Ассирия, создавшая первую «мировую» империю, была чрезвычайно выгодно расположена в стратегическом отношении: многие наиболее важные транспортные пути Передней Азии (по Евфрату, по Тигру, поперек Верхней Месопотамии, через перевалы в сторону Иранского и Армянского нагорий) проходили либо прямо через Ассирию, либо настолько близко, что при прочих равных условиях их легче было захватить Ассирии, чем любому другому государству, равному ей по численности населения и размерам первоначальной территории.
Империя как огромная машина для ограбления множества соседних народов не могла быть устойчивым образованном, ибо, что бы ни думали на эту тому цари и их идеологи, дело, как мы уже видели, было не в том, чтобы увеличить массу прибавочного продукта в завоевывающем государство за счет перераспределения его между бывшим господствующим классом завоеванных стран и господствующим классом завоевывающей страны: это не обеспечивало расширенного воспроизводства и развития производительных сил. Но мере роста государственного механизма и потребностей господствующего класса завоевывающего государства увеличивались общие потери, которые завоеватели наносили древнему обществу в целом. Грабительская политика империи вступала в противоречие с потребностями нормального разделения труда между охваченными его областями; торговые пути вскоре же переносились за пределы империи (так, центром средиземноморской торговли вместо прибрежных Библа и Сидона стал сначала островной Тир, а затем греческие города и Карфаген, отрезанные громадным морским пространством от пределов восточных империй).
Чем больше вырастала империя, тем менее она оказывалась стабильной, но вслед за падением одной империи сейчас же возникала другая. Это объясняется тем, что принудительная организация обмена между областями первого и второго подразделений общественного производства оставалась для древнего общества жизненной необходимостью до самого конца его существования. Относительно скоро выяснилось, что для империи — помимо армии и общеимперской администрации, способных организовать принудительный обмен в пределах огромного государства, но игравших в смысле развития производства если не совершенно негативную, то по крайней мере двусмысленную роль, — необходим был ещё иной механизм. Этот механизм должен был обеспечивать реальное функционирование расширенного рабовладельческого воспроизводства и при этом быть гарантированным от произвольного царского вмешательства. Механизм этот вырабатывался весьма постепенно, встречая на первых порах решительное противодействие со стороны царской армии и администрации, которые видели в его возникновении подрыв монопольного единства империи; тем не менее он возникал и развивался, при этом во вполне определенном направлении во всех империях древнего мира. Этим механизмом явилась система внутренне независимых, самоуправляющихся городов. Если земледельческая территория за пределами городов в результате имперских завоеваний вся целиком вошла, как правило, в состав государственного сектора, а ее население постепенно низводилось до уровня класса подневольных людей рабского тина, то самоуправляющиеся города, существование которых, как выяснилось, было жизненно необходимо для самих империй, представляли теперь общинно-частный сектор, получивший, в странах всех путей развития древнего общества большее экономическое и политическое значение, чем когда-либо раньте. Эти города тем более расцветали, что в обширных пределах империи, как правило, ничто не мешало торговому обмену между областями обоих подразделений общественного производства.