Вслед за вступлением в должность консула Цезарь выказал такую деятельность, которая напугала его врагов. Прежде всего он сделал распоряжение, чтобы дела, рассматриваемые в сенате и в народных собраниях, записывались вполне и публиковались во всеобщее сведение. До тех пор записывались только постановления. Это распоряжение Цезаря имело целью подчинить сенат контролю народа, и оно было необходимо, так как он задумал выступить с приятным для народа аграрным законом, который, конечно, должен был встретить в сенате сопротивление. Этот закон, предлагавший разделить кампанскую и стеллатскую землю между наиболее бедными гражданами, имеющими троих или более детей, и рассчитанный особенно в пользу ветеранов Помпея, во всех своих постановлениях отличался большой умеренностью, но встретил в сенате, куда он был представлен, такой протест, особенно со стороны Катона, что Цезарь решил предложить свой проект непосредственно народу. Он созвал народ на форум, чтобы еще раз заставить предводителей народной партии высказать свое мнение. Консул Бибул противился закону, говоря, что это нововведение, и, не поддавшись на уговоры Цезаря и народа, удалился с угрозой: «Не бывать этому, пока я консул!» Тогда Цезарь, минуя всех других чиновников, обратился к Помпею, прося его высказать свое мнение; на вопрос, одобряет ли он этот закон, Помпей громко отвечал «Да», а когда вслед затем Цезарь спросил, что он намерен делать, если этому закону воспротивятся силой, отвечал, что он поддержит его щитом и мечом. Когда и Красс заявил то же самое, тогда другие уже не осмеливались противоречить. При приближении комиций, в которых этот закон должен был подвергнуться голосованию, Бибул, желая помешать его утверждению, заявил, что он во все дни комиций будет наблюдать небо; а в такие дни, по законам, нельзя было обращаться к народу. Но Цезарь не обратил внимания на заявление Бибула и в назначенный день созвал народное собрание. Ночью накануне собрания вооруженные ветераны Помпея и часть народа со спрятанными кинжалами заняли форум. С рассветом, лишь только Цезарь, стоя на ступенях храма Диоскуров, обратился к народу, явился Бибул с несколькими трибунами и бывшими консулами, с другими людьми его партии и множеством клиентов, подошел к Цезарю и прервал его. Тотчас же произошла схватка; Бибул был сброшен со ступеней в грязь, два трибуна, бывших вместе с ним, ранены; но он не хотел уступить, обнажил свою шею, чтобы быть убитым за правое дело; друзья увели его силой. Катон, которого два раза приходилось стаскивать с ораторской трибуны, наконец оставил поле битвы. Когда все противники были прогнаны, обсуждение закона возобновилось, и он был принят. Насколько в этот день Бибул показал себя упорным, настолько же мало мужества выказал он в следующие дни. До конца года он уже не выходил из дома и ограничился тем, что наблюдал небо и противодействовал намерениям своего товарища эдиктами, которые были полны ругательств, С тех пор остряки стали говорить, что в Риме два консула – Юлий и Цезарь, так как теперь Цезарь вел один все консульские дела, не обращая внимания на гнев аристократов, которые, будучи оставлены своим предводителем, вынуждены были Подтвердить аграрный закон Юлия в сенате. Вследствие этого более 20 тыс. бедных граждан сделались землевладельцами; надел продолжался и в следующие годы.
Аграрным законом Цезарь привязал к себе беднейший класс населения; другим законом он приобрел расположение сословий всадников. Всадники, бывшие откупщиками податей в Азии, вследствие войны с Митридатом понесли значительные убытки и до сих пор тщетно просили сенат о снятии с них откупной суммы; Цезарь выхлопотал для них народное постановление, по которому третья часть этой суммы была с них снята. Помпея Цезарь расположил к себе тем, что убедил народ одобрить его распоряжение в Азии; когда Лукулл хотел воспротивиться этому, Цезарь остановил его угрозой, что он обвинит его за дурное управление Азией, и так напугал его, что тот упал к его ногам, умоляя о пощаде. Кроме упомянутых законов, Цезарь, или сам, или через преданных ему трибунов, провел еще несколько других предложений, и всегда при помощи народа; к сенату он обращался редко, и когда однажды созвал его, то в собрание явились лишь немногие. Когда он по этому поводу выразил старому сенатору Конфидию Галлу свое удивление, тот сказал, что иные не идут в сенат потому, что не могут быть уверены в своей безопасности там, а сам он является, потому что уже слишком стар для того, чтобы бояться смерти.