Умерщвление людей в священных местностях считалось тяжким грехом. От аргивских перебежчиков Клеомен узнал имена многих заключенных в роще аргивян и приказал герольду вызывать их отдельно по имени под тем предлогом, что они должны быть пощажены, так как уже за них получен выкуп в две мины. Таким образом из рощи было выманено 50 человек; они были убиты, остальные же никак не могли заметить этого, так как роща была очень густая. Но когда один из оставшихся влез на дерево и увидел происходившее, то уже никто более не являлся из рощи. Тогда Клеомен, не останавливавшийся ни перед каким бесчестием, приказал своим илотам подложить под рощу сухих дров и зажечь, отчего вся она вспыхнула, и вместе с ней погибли все аргивяне.
Лишь в то время, когда роща уже горела, узнал Клеомен из ответа одного перебежчика, что это была роща Аргоса. Тогда вспомнил он изречение оракула, данное ему Дельфийским богом пред началом похода, и со вздохом воскликнул: «Ты зло обманул меня, прорицатель Аполлон, сказав, что я возьму Аргос; я думаю, что теперь уже исполнилось предсказание». Таким образом, так как Клеомен сомневался в завоевании города Аргоса, хотя и нанес аргивянам сильное поражение, он отослал свое войско назад в Спарту, за исключением 1000 отборных воинов. Сам же отправился к святилищу Геры между Аргосом и Микенами для совершения там жертвы. Это то самое святилище, в котором некогда умерли Клеовис и Витон. Когда в бытность свою в Афинах Клеомен допущен был Исагором в акрополь и хотел взойти в Эрехтеон, то жрица заступила ему дорогу, говоря, что ни один дориец не может быть впущен в святилище; но он оттолкнул жрицу в сторону, сказав: «Какой я дориец, я ахеянин», и похитил из святилища пророческие книги Музея. Точно так же и теперь, когда он приблизился для жертвоприношения к алтарю Аргивской Геры, жрец воспротивился этому, говоря, что иноземец не может совершать тут жертвы. Клеомен приказал отвести жреца от алтаря и высечь кнутом, а сам совершил жертву и затем возвратился в Спарту.
Так рассказывает Геродот. По известиям позднейших писателей, Клеомен, уничтожив в битве и в роще Аргоса всю вооруженную силу аргивян в 6000 гоплитов, отправился к городу Аргосу, завоевать который надеялся без особенного труда. Но Тилесила, известная поэтесса, пользовавшаяся в городе большим уважением и влиянием, побудила Аргосских женщин защищать город вместе в оставшимися мужчинами, старцами, юношами, и этим принудила Клеомена отступить без нападения. Перед началом войны аргивяне получили из Дельф следующее предсказание:
Если только что рассказанная история — вымысел, то поводом к тому было именно это предсказание. По возвращении своем в Спарту Клеомен был обвинен эфорами перед терусией в том, что вследствие подкупа уступил случай завоевать Аргос. В оправдание свое Клеомен говорил, что он начал войну, получив от Дельфийского бога обещание, что он предаст в его руки Аргос; но, сжегши, по неведению, рощу Аргоса, он полагал, что на этом исполнилось то, что бог разумел под занятием Аргоса. Поэтому он и не решился делать приступа к городу, не узнав воли богов посредством жертвоприношения в Гереоне. Хотя жертва и была благоприятна, но тем не менее из груди статуи Геры поднялось пламя, из чего он и заключил, что ему не суждено взять Аргос. Спартанцы поверили его словам и торжественно сняли с него вину. В самом деле, Клеомен оказал большую услугу своим аргивским походом. Аргивяне потеряли столько народа, что в течение некоторого времени после похода роль господ в Аргосе играли рабы и крепостные, пока не подросло молодое поколение и не прогнало их из города. Для увеличения числа граждан пришлось привлечь в город множество периэков и дать им право гражданства, а через это все более и более терялся древнедорический характер аргивян. Неучастие свое в персидских войнах аргивяне могли оправдывать своей слабостью.
В один из последующих годов Клеомен взял на себя миссию в Эгину. Перед походом Датиса и Артаферна эгинцы дали персидскому царю, в знак подчинения, земли и воды, почему и были обвинены афинянами перед Спартой, главой Пелопоннесского союза, к которому принадлежала Эгина, в том, будто бы присоединение Эгины к Персии составляет враждебное действие против Афин и измену греческому делу. Для расследования-то дела и наказания виновных Клеомен и отправился на остров. Когда он отдал приказ взять и вывести с острова под стражей многих знатных эгинцев, то часть граждан, во главе которой стоял некто Криос, воспротивилась, говоря, что Клеомен, подкупленный афинянами, явился без достаточного полномочия от Спарты, — так как в противном случае его сопровождал бы другой спартанский царь. Царь Димарат, человек, не уступавший Клеомену в честолюбии и уже прежде в лагере при Элевсисе завистливо противодействовавший ему, тайно подстрекнул эгинцев к этому сопротивлению. Клеомен должен был воротиться, ничего не сделав и храня в сердце своем чувства мести против эгинцев и своего сотоварища, козни которого были ему не безызвестны. Удаляясь с Эгины, Клеомен спросил Криоса (что значит баран) об его имени и сказал ему: «Обей теперь, Криос, свои рога медью, ибо ты подвергнешься великому бедствию».