Вступление Киева в православный славянский мир не было ознаменовано серьезными противоречиями, но местные традиции, хотя и без решительного сопротивления христиано-византийской культуре, постепенно и незаметно определяли направление Рождающейся цивилизации. Литература, искусство, мораль и право черпали без ограничений, как бы в благочестивом смирении, наследие византийского христианства, но их корни продолжали питаться прежними соками из плодородной почвы местной традиции.
СТЕПЬ
Темы, образы, стиль древнейшей русской литературы относят читателя не только к славяно-византийским и местным источникам, но также в раскинувшийся на Восток мир степей, населенных кочевниками. Степь была царством жизни изменчивой и безграничной. Ее закон начинался там, где Киев не построил защитных крепостей, где люди не жили стабильными группами, защищенными христианской Русью, а постоянно передвигались и менялись, как и судьбы воинов — сегодня в поисках добычи, завтра подталкиваемые человеческим морем с другой стороны Волги. Во времена Владимира приток из степи приносил на гряду твердынь русских крепостей волны черных клобуков и печенегов. Печенеги совершали жестокие набеги и часто отсекали на юге путь к Черному морю и Византии. Иногда их набеги направлялись из Константинополя самим императором для реализации хитроумных политических планов. Затем в начале XI в. между Волгой и Днепром широко распространились куманы, которых летописи и русские песни запечатлели под именем «половцев». Куманы теснили печенегов к Дунаю и все более подвергали опасности земли Руси. Киевские князья сражались против них на своих границах, ставших отныне границами христианской Европы, и пытались даже вторгаться в их владения. В этой борьбе Русь задействовала лучшую часть своих войск и проводила проверку собственной административной системы. Русские князья начали политику ассимиляции по отношению к разным кочующим народам, чтобы направить их против сильного врага. Христианская Русь переживала наиболее драматические часы, когда ее сыновья шли конным походом на Дон, сетуя на раздоры полководцев, и многие голоса требовали тогда более прочного единства страны. Степь в эпохи наибольшей угрозы куманов стала символом судьбы. Русские начали чувствовать себя оплотом веры и хранителями некой миссии. Мир «половцев» владел мыслями правителей, воинов, священнослужителей, и русское христианство видело в борьбе со степью свой «крестовый поход».
РАСЦВЕТ И УПАДОК КИЕВА
Могущество Киевского государства, раскинувшегося на обширнейшей территории, было непродолжительным. Междоусобицы князей, все менее подвластных материнскому городу Киеву, привели, чуть более века спустя после обращения Владимира, к политической раздробленности, которая одновременно замедлила культурное объединение Руси. Уже после смерти Владимира борьба за право наследования положила начало печальному периоду братоубийственных войн. Победителем из нее вышел Ярослав, князь Новгорода, но с его вступлением в Киев и последующим усилением центральной власти (1019-1054 г.) не прекратилась борьба за независимость разных городов и иноземные вторжения. Его главный соперник, Святополк, после того как был запятнан кровью братьев Бориса и Глеба (быстро приобретших ореол мучеников, почитаемых русским христианством), обратился за помощью к Болеславу Храброму, властителю Польши, и, наконец, заключил союз с печенегами.
Эпоха Ярослава, прозванного Мудрым, безусловно, в большей мере, нежели эпоха Владимира, положила начало самостоятельной культуре Руси. Об этом князе летописная память передала потомкам, что «книгамъ прилежа, и почитая е часто в нощи и въ дне. И собра писцъ многы и прекладаше от грекъ на словеньское писмо. И списаша книгы многы...»[7]. Ярослав стремился сделать из Церкви кирилло-мефодиевского обряда главный инструмент русской независимости и вопреки Византии пытался назначить славянского митрополита. Его замысел потерпел неудачу из-за энергичного противодействия константинопольской Церкви, которая поставила греческого митрополита, но плоды его политики все равно созревали. Русская Церковь продолжала попытки обрести независимость, и это придало ей существенное значение в развитии национальной культуры. Пока киевские князья боролись друг с другом, разрушая единство государства Владимира, идея русского христианства поддерживала жизнь и стремления к духовной солидарности всех членов Церкви славянского языка. В высший момент феодальной раздробленности продолжала жить вера в «землю Русскую», которая понималась как религиозно-языковая общность.