Однако присциллианизм как религиозное движение исчез бы вместе со своим основателем, если бы не сама церковь[776]. Вначале преданные Присциллиану верующие после казни признали в нем святого и мученика, достойного самого истового почитания, и исповедовали псевдоучение (хотя будущий святой никогда не был проповедником) в Испании вплоть до V века[777].
Епископы собирались опровергнуть присциллианизм на Толедском соборе в 400 году, то есть пятнадцать лет спустя после казни священника. Однако, как оказалось, к тому времени уже отпала всякая необходимость что-либо опровергать; обвинительное заключение основывалось на одной ошибке, закравшейся при переводе. Присциллиан перевел греческое слово agenitos как innascibilis, и получилось «кто не мог быть рожден» вместо «кто не был рожден»[778]. И не одно поколение его последователей закончило свои дни на костре! Присциллианизм пустил глубокие корни. Как нам известно от Иоанна Крестителя и святой Терезы де Авилы, в Испании, в частности в том городе, где Присциллиан был епископом, создались весьма благоприятные условия для распространения мистических идей и аскетической морали. И на втором поместном соборе в городе Браге в 563 году святые отцы решили навсегда покончить с ересью, чьим появлением христиане были обязаны двум епископам-раскольникам. Собор принял восьмой канон в следующей формулировке: «Всякий, кто верит в учение Присциллиана, согласно которому демон принес на Землю нечто такое, что ему оказалось под силу сотворить: гром и молнии, ливни и засуху, — тот будет предан анафеме».
Ничего подобного не проповедовал в своем учении Присциллиан. Не вызывает сомнения и тот факт, что перед духовенством стояла задача преуменьшить значение дьявола, все больше и больше вселявшего страх в сердца верующих. И свидетельством тому стало опровержение, содержавшееся в двенадцатом каноне: «Всякий, кто считает, что формирование человеческого тела, равно как и зачатие в женском чреве, происходит не без участия дьявола, и потому не верит в Воскрешение плоти, тем самым признавая учение Мани и Присциллиана, тот будет предан анафеме». Обвинение было также беспочвенным: ничего подобного ни Мани ни Присциллиан не проповедовали.
Так была открыта «охота на ведьм», растянувшаяся на целые столетия. До той поры ни один теолог так и не сумел объяснить, по какой причине ангел Люцифер оказался причисленным к нечистой силе, однако это не мешало церковникам, борясь с ересью, принимать одни законы за другими. На Константинопольском соборе, созванном в 543 году для опровержения учения Оригена[779], епископы ввели новое уточнение в демонологию. Так, одобренный ими шестой канон гласил: «Все, кто говорит, что «есть два разновидности демонов: одни охотятся за душами людей, а другие отнимают у них разум; что есть только один дух, игравший основополагающую роль и потому воплотившийся в Иисусе, который стал повелителем всех разумных существ и сотворил все, что есть на Небе и на Земле, а также между Небом и Землей; что Божья воля правит миром, но вместе с тем существуют такие предвечные понятия, как наводнения и засуха, жара и холод...», — тот будет предан анафеме»[780]. Короче говоря, по утверждению церковников, существовала лишь одна-единственная разновидность демонов, и вовсе не Иисус был создателем всего сущего.
Мало что изменилось и семь веков спустя; на двенадцатом Латранском экуменическом (вселенском) соборе в 1215 году епископы приняли первый канон: «Дьявол, равно как и демоны, созданы Богом; на момент сотворения они еще не были нечистой силой; они стали грешниками по собственной вине; и с той поры они только и делают, что искушают людей»[781]. И ни слова о том, в чем таком дьявол и демоны провинились перед Богом. В каноне также не упоминалось, как следовало понимать те многочисленные страницы Ветхого завета, где говорилось о том, что Бог находился не в столь уж плохих отношениях со злыми духами и с самим дьяволом. И все же это было первое официальное заявление церкви по поводу дьявола.
Однако одобренный духовенством канон не положил конец брожению умов, порожденному страхом перед вездесущим дьяволом. Ибо дьявольскими проделками объявлялись не только неизвестные болезни и, разумеется, «одержимость», но и естественные науки. Когда изобретатель механических часов Герберт д’Орийяк занял папский престол под именем Сильвестра II[782], ходили слухи о том, что он заключил союз с самим лукавым. Подумать только, он изобрел часы! Впрочем, инквизиция, вплоть до своего последнего часа, всегда проявляла нетерпимость к наукам. Люди часто забывают о том, что, помимо Галилея, церковь преследовала Декарта[783] и Бюффона[784].
776
Миф о том, что Присциллиан был последователем энкратитов, дожил бы до наших дней, если бы в 1889 году Г. Шепс (G. Schepps) не обнаружил одиннадцать работ Присциллиана, свидетельствовавших об ортодоксальности его теологии. Присциллиан пал жертвой церковных наветов.
778
Согласно греко-французскому словарю Dictionnaire grecfrancais, вышедшему в свет в издательстве Hachette.
780
С. J. Hefele. Histoire des conciles, Letouzey & Ané, 1908, вторая часть, стр. 1192—1193.
784
Жорж Луи Леклерк или Бюффон (1707—1788 гг.) — французский натуралист и писатель. —