Тем временем во всех провинциях Византийской империи росло число последователей богомилов, и император Алексей I Комнин решил положить этому конец; в 1111 году он пригласил к себе на пир главу движения монаха Василия, «первого сатрапа Сатаны». Зал, где проходило застолье, был разделен надвое занавесом. И за императорским столом Василий, отличавшийся непомерной болтливостью, не смог удержаться от проповеди своих идей. Стоило обеду закончиться, как тут же поднялся занавес, за которым восседал «весь церковный синод, военачальники и сенат в полном составе»[813]. И тут же на месте Василий был осужден за ересь и приговорен к сожжению на костре. Так, власть предержащим понадобилось зажечь по всей Европе костры якобы для искоренения ереси.
Церковники еще не успели окончательно разобраться с богомилами в Византии, как их движение перекинулось на другие балканские области — Хорватию, Далмацию, Боснию и распространилось в Восточной Европе до самого Киевского княжества. И победоносному шествию Сатаны, в который уже раз способствовали святые отцы. В самом деле, пока в этих краях богослужение велось на славянском языке, введенном Кириллом и Мефодием, то есть до XI века, здесь царило относительное затишье. Однако стоило в 923— 926 гг. папе Иоанну X попытаться претворить в жизнь заветную мечту католической церкви: перевести богослужение на латинский и греческий языки, — как тут же начались народные волнения. Однако для поддержания своего пошатнувшегося авторитета церковь была вынуждена принять на поместном соборе в Сплите, состоявшемся в 1061 году в Хорватии, не только решение о том, чтобы служба велась отныне исключительно на латинском и греческом языках, но и запретить славянам занимать церковные должности. Тут же были закрыты приходы священников славянского происхождения, что способствовало росту недовольства среди восточноевропейских народов.
Так было раздуто пламя костров инквизиции, и факелы ереси богомилов вспыхнули с новой силой. Другими словами, чем активнее священники боролись с дьяволом, тем больше сторонников он вербовал.
Между тем богомилы проникли во Францию, где их прозвали альбигойцами, по названию одного из центров их движения — городу Альби[814]. Движение богомилов приобрело интернациональный характер. В 1167 году богомилы сделали попытку созвать свой так называемый «собор» в Сен-Феликс-де-Караман под Тулузой, пригласив из Константинополя «папу» Никиту. На собор прибыли в сопровождении советников «епископ» альбигойцев Робер Сперноне, ломбардийский «епископ» Марко, альбигойский «епископ» Сискар Целарери, «епископ» из Каркассона Геральд Мерцериль, а также «епископ» из Араренса Раймонд де Казали[815].
Отделившейся в 1054 году от своей восточной ветви Римской католической церкви угрожала реальная опасность. Ибо созванный «собор» усиливал влияние богомилов в Драговисте, Мелникве, Далмации, Боснии, Герцеговине, Ломбардии, откуда их власть распространялась на Францию. Другими словами, катары действовали по схеме, отличной от той, которая разделяла мир на две церкви — Римскую и Восточную (вернее, восточные). Смешав все карты, богомилы внесли сумятицу в политические и финансовые дела Римской церкви и грозили подорвать ее авторитет[816]. С течением времени опасность возрастала и становилась все более реальной. Тень «дьявола» легла уже на земли, издавна находившиеся в сфере влияния папы. И тогда считавшая себя наследницей Великого Рима церковь перешла в наступление.
814
Они проповедовали апостольское христианство и вели строгий высоконравственный и уединенный образ жизни. Поэтому сначала их называли «добрыми людьми», но также и «людьми темными», а после первого отлучения от церкви на соборе в Тулузе они стали зваться «тулузскими еретиками». —
815
Borislav Primov. Les Bougres — Histoire du pope Bogomile et de ses adeptes. Payot, 1975.
816
В движении катаров тем временем намечался раскол из-за латентного конфликта между ортодоксами во главе с «папой» Никитой и еретиками-павликианами, исповедовавшими еще более строгий дуализм; во главе их движения стоял другой «папа», Петрарк или Петар; у обосновавшихся в Ломбардии павликиан был свой «епископ», некто Гаратус. Ортодоксы в конце концов обзавелись своим «антипапой» по имени Варфоломей. Все шло к тому, что даже без вмешательства Рима движение катаров раскололось бы на два или даже три течения.