А песня все звучала.
«Не отпускай свою любооовь… Дари себя ей вновь и внооовь… Чтоб не ушла твоя любооовь…»
– Джейн? – позвала мама.
– Не вижу, – пробормотала я. – Не знаю.
Разве у меня нет приложения для фонарика? Я же точно его скачивала! Я проверила экран, но не увидела характерного фиолетового значка.
– Ты должна сейчас отключиться от нас и набрать 911, – сказала мама.
– Мам, нет.
– Джейн. Дыши глубоко. Папа сейчас говорит с ними. Уже дал им твой номер, но они хотят, чтоб ты сама их набрала.
– Нет. – Слезы хлынули еще пуще. Я не хотела разъединяться с родителями.
– Джейн, – твердо произнесла мама, хотя по голосу я слышала, что она тоже плачет. – Позволь им тебе помочь. Они отследят сигнал. Найдут тебя. Мы тебя найдем. Джейн, слышишь?
Машина остановилась.
Хлопнула дверь.
Я нащупала панель – кусок закрытого ковролином пластика – и потянула. Пальцы наткнулись на провода.
Я за них дернула.
Что-то отломилось.
– Джейн?
– Он идет, – прошептала я. Все тело ужасно тряслось, я едва держала телефон.
От рыданий мама не могла произнести ни слова, отчего мне стало только хуже. Ведь именно мама должна была заверить меня, что все будет хорошо, что сейчас она бросится в бой и придет мне на помощь, как и всегда.
Ключ со скрежетом повернулся в замке.
– Не дай ему тебя забрать, – вмешался папа. – Пинайся, кусайся, царапайся, бей…
– Мы почти дома, – раздался хриплый голос парня.
Мороз продрал по коже.
– Не смей ее трогать! – закричал папа. – Я тебя найду. Я найду ее.
Что-то влажное прижалось к моему лицу – опять та тряпка. Знакомый сладкий запах наполнил рот, ноздри, обволок чувства. Я старалась не вдыхать, знала, что отключусь, но голова уже кружилась, а конечности тяжелели. В ушах нарастал звон.
Где телефон? В руке больше нет. Я повесила трубку? Или мама все еще на линии?
Какой-то противный писк донесся из моего рта – тряпка проехалась по зубам, скрипя, как пенопласт. Из самой глубины груди вырвался вопль – жуткий, животный.
По крайней мере, мне так показалось. Я ничего не услышала. Может, тряпка его заглушила? Он затерялся в слоях ткани? Язык снова стал огромным, слишком большим для рта. Может, поэтому звук и не прошел?
Я попыталась отмахнуться, глотнуть воздуха, принялась мотаться из стороны в сторону, но из-за кляпа видела совсем немного.
Каштановые волнистые волосы.
Проблеск светлой кожи.
И множество черных точек.
Пальцы наткнулись на что-то мягкое, кажется, на грудь похитителя. Вот бы добраться до глаз, как советовала нам мисс Ромер.
– Пять уязвимых точек, – говорила она. – Глаза, нос, горло, пах и колени. Пинайте туда, где это ощутимо. Бейте туда, где больно. Всерьез, без шуток.
Парень все зажимал тряпкой мое лицо, старался удержать на месте, ждал, пока я отключусь. В моем воображении я сражалась, пиналась, изворачивалась.
Кажется, даже сумела повернуться на спину.
И вроде бы врезала коленом ему по бедру.
Парень принялся доставать меня из багажника, обхватив за плечи. Я выгнулась. Верх спины ударился обо что-то твердое, и слепящая боль прокатилась по телу до самых ног.
– Не надо сопротивляться. – Его голос больше не хрипел, а казался медленным и тягучим, звуковой эквивалент патоки. – Будет только…
Хуже?
Больнее?
Он продолжал говорить, но я уже не могла разобрать слов. Я словно дрейфовала в океане: привязанные к ногам якоря тянули на дно, а я отчаянно барахталась, стараясь удержаться на плаву. Вот только все время ныряла под поверхность, куда не проникали звуки.
Парень потянул меня вперед – вверх, из океана. Подбородок уткнулся во что-то твердое. Его челюсть? Ключицу? Я впилась зубами, не глядя.
Мне показалось – или кто-то взвыл? Он или я? А может, это мама все еще всхлипывала по телефону?
Музыка продолжала играть. Замолкала ли она хоть на миг? Мотор по-прежнему работал? Мы были на лодке?
«Милая, не уходиии… Спрячемся от всех вдалиии… Так свободны мы теперь… Верь, родная, только верь».
Тогда
6
Когда я вновь пришла в себя, то первыми увидела пару глаз – насыщенного шоколадного цвета с изогнутыми ресницами – и родинку у нижнего века. Мне хотелось ткнуть в эти глаза, но руки не двигались. Я даже пальцем шевельнуть не могла. Тело казалось ужасно большим.
И тяжелым.
И медлительным.
И теплым.
Губы парня зашевелились, но я ничего не расслышала. В ушах гудело, а мозг отказывался работать.
Кажется, парень положил что-то мне на лицо. Я почти уверена, что он натянул одеяло до моего подбородка. Потом запел – хит из «Звуков музыки». У него что, белые лыжные перчатки на руках?