На голове шапка, с железным черепом совы, тотемом рода, рога оленя, и серебряные колокольчики.
В руках у повелительницы духов, бубен. На темной коже бубна проступали пиктограммы всех трех земель, солнца, луны и тотема рода-совы.
Шаманка ударила в бубен, колотушкой и стал отбивать ритм медведя, чтобы войти в транс, и начать свой полет к священному дереву.
Четыре быстрых, одиночный удар: сначала по нижней части бубна, потом посередине, потом сверху.
Говорящая с духами закружилась в ритуальном танце, все, убыстряя вращение.
Шаманка, то поднимал бубен к небу, словно призывая добрых духов, то опускал к земле, прося не гневаться злых. Она, то подражал полету лебедя, то прыгала, как лягушка, словно еще не зная в кого, воплотится, чтобы начать свой путь в параллельные миры.
Немного времени спустя превратились все зрители ,словно в деревянных истуканов, так заворожил их танец Краки.
И никто из них не видел, как душа покинула тело шаманки, и стала подниматься в небо.
Полетела она в Верхний мир к самой верхушке священного дерева, поднялась . Зорко смотрела ведьма по сторонам, заглянул в каждое дупло, в каждое гнездо, но не увидел душу княжича.
Стремительно преодолевая сопротивление злых стражей нижнего мира, ворвалась Крака в Нижний мир. До самых черных корней спустилась, но там прошипели ей змеи, что нет здесь судьбы молодого княжича.
А шаманка поспешил на землю, в Средний мир. Вернулась душа в тело , закончился танец, и обессиленный упала она на шкуры.
- Режьте жертвенного оленя, выпью горячей свежей крови, и продолжу камлание.
В отдельном чуме, шаманка, накалив над огнем нож, разделала белого оленя так, чтобы вся кровь осталась внутри туши жертвенного животного.
Мясо ели сородичи теплым, пока от него валил пар. Все родичикраки, и старый и малый с ножами в руках, ловко управлялись с кусками оленины, отрезая их у самого рта.
Ведьма же набрала свежей крови в медную чашу, и дала выпить молодому княжичу.
Шаманка тоже отпила крови, потом вымазал кровью руки и лицо,
Закрыла глаза и молчала. Кровь, подсыхая, превращал ее лицо в страшную маску, словно с шаманки содрали кожу.
Сапега откинулся в беспамятстве на шкуры постланные на земле ,тело его начало покрываться испариной, на нем стала проступать шерсть рыси.
В видениях он охотился за жертвенным оленем свирепой рысью.
Не в тундре, а в родной Вильнюсской пуще. Олень скакал к озеру.
Прыгнул олень в прозрачные воды, и поплыл ,а рысь оборотень, за ним поплыл. Закружился на озере водоворот исчез олень в нем, а на успокоившеюся поверхность, вода вытолкнула венец.
Не похож он был на корону короля Витовта, с крестом на макушке и золотым обручем с каменьями. И на венок из золотых листьев украшавший голову императоров Рима.
Нет, это был головной обруч из серебра украшенный тремя лилиями, теми самыми , подтверждающими происхождения Сапег от князя Наримута Гедиминовича .
Николай, одев венец, превратился снова в человека. И уже не в озере он плыл, а стоял на брегу широкой реки. В ее устье возвышалась крепость, с которой звучала французская брань, пушки, палили по кораблям, осаждавшим город, на кораблях реяли флаги Английского королевства.
Сапега очнулся, и увидел, что в чуме кроме него и переводчика нет никого.
Крака просила тебе сказать следующее: «Ты будешь жить долго, у тебя будут стада .
- Буду ли королем,- перебил его речь княжич.
- Людьми правит только боги или злые духи. Твой злой дух покинет тебя, ты уплывешь по большой воде, где твой род будет жить и плодиться. Твои три лилии украсят герб города за большой водой.[4]
Николай вышел из чума, пошатываясь от слабости, ему не терпелось, как можно быстрей отправиться в обратный путь.
- Где мой брат?- спросил он уезжающего на нартах одного из родичей шамана.
Тот ничего не ответил, но уже из чума вышла Карка ,и поняв вопрос Сапеги отвела того в один из чумов на краю поселения.
Эдгар пока шло камлание успел похоронить умершего в невыносимых муках монаха, и потом зашел в чум ,чтобы помочь малышу с повреждением грудною клеткой, последствие неудачных родов.
Мать малыша равнодушно кормила другого ребенка грудью, отец собирал снасти для охоты. Только древняя бабка, такая худая что непонятно в чем в ней держалась жизнь, вытирала слезы, глядя как пришлый чужеземец, ощупывает горбик мальчика.
Сапега презрительно скривил рот и дотронулся до плеча Эдгара.
-Поехали, а то не успеем до бурана.
-Нет, пока не сделаю мальчику корсет для спины некуда не поеду.
Эдгар взял китовый ус, найденный в углу чума, берестяную колоду и стал снимать с дерева кору ,потом увидев иглу из моржового клыка, вставил китовый ус и стал прошивать кору. Скоро получилось что- то вроде жилетки. Он одел ее на мальчика поверх рубашечки, затянул туго, пока малыш не заплакал, тогда врач ослабил немного шнуровку. Поверх рубашки надел меховую порку.
- До весны спина выправиться, и мальчик сможет стать охотником, как отец.
Эдгар так и не узнает, что корсет его тут же будет снят и сожжен в очаге, а мальчик ,так и вырастет горбуном.
Не успели путешественники доехать до жилья, как ветер закружил снежные вихри, олени остановились, словно упрямые ослы не желая продолжать путь.
Глава четырнадцатая .Битва с медведем
Скоро тундре не стало видно из-за снега даже головы олешков. Пришлось останавливаться и положить животных на траву побелевшую от снега в середине лета.
Прижавшись к их теплым бокам, путешественники ждали окончания бури.И именно животные спасли им жизнь
Они испуганно зафыркали, когда из-за белой пелены снегопада показался силуэт пришельца этих мест, белого медведя.
До побережья, где он охотился на тюленей, было далеко, его прогнал более сильный соперник вглубь материка. Медведь, хоть и был худ и ослаблен, но все еще опасный соперник для пяти мужчин.
Проводник судорожно искал в поклаже пистолеты, Николай и Эдгар пытались стрелять из ружей, но пули словно отскакивали от зверя. А потом еще и оказалось, что зверь был не один- это два молодых медведя, отлученные от матери.
Один из них махнув лапой раздробил голову Акболе,и затем вырвал клок бока от пытавшейся встать лошади.
Проводник вскочив на своего оленя, умчался в тундру .
Запах теплой крови заставил второго зверя действовать быстрее, желанная добыча была так близка. Эдгар и Николай остались без оленей, и с растерянным Караболой, тот пытался оттащить брата подальше от убитого животного, и приступившего к пиршеству медведя.
Медведь вдруг словно забыв про свою добычу, встал на задние ноги. В ружьях отсырел порох, и теперь защищать свои жизни пришлось шпагой, но шпага сломалась, словно шкура у зверя была из железа.
- Уже полночь, превращайся! - закричал сквозь буран Сапега.
-Я не умею,- отвечал ему Эдгар, видя, как друг отступает все дальше в снежную мглу, а за ним, забыв о лошади, горой продвигается медведь.
Остаться в этих чужих краях, разорванным примитивными зверем, так, бесславно погибнуть , Эдгар не мог. Он чувствовал, как им овладевает неуправляемый гнев, ненависть, и жажда жизни.