faire,и в нескольких своих публикациях, особенно в «Теории экономической политики в английской классической политической экономии», он существенно расширяет наше понимание основ экономической роли правительства. Если бы те, кто сегодня спорят об этой политике, были лучше ознакомлены с фактами, которые приводит Роббинс в своей работе, их дискурс был бы куда глубже и утонченнее, и меньше страдал бы от идеологических манипуляций, чем теперь. Нужно понимать, что глубокий дискурс не предполагает изначальных допущений относительно того, чьи интересы имеют больший вес в правительственной политике; он просто проясняет природу изменений политики.
Далее Роббинс рассказывает о том, как будет излагать свой предмет. Он отстаивает широкий подход, рекомендуя избегать крайностей: не выдавать экономические идеи за побочный продукт современных социоэкономических условий, но и не обращаться с ними как с единственными примерами чистой теории. В качестве примера такого подхода Роббинс приводит Давида Рикардо, идеи которого стимулировали насущные проблемы его времени, но который рассматривал их как чисто абстрактную теорию, «теорию, более чистую и более отстраненную от окружающей действительности, чем у любого другого экономиста, не считая современных математических экономистов». Роббинс также следует широкому, или эклектическому, подходу к организации своего курса: «Я пойду своим путем — иногда буду говорить о доктрине, иногда о людях, иногда о периодах». В том же, что касается возможности ученого «беспристрастно рассматривать проблемы, столь тесно связанные с его интересами и повседневной жизнью»,
Роббинс солидарен с Гуннаром Мюрдалем, который считает необходимым разоблачать свою необъективность, как только заметишь ее. Организация и содержание лекций отражают Роббинсо-
, во понимание того, что такое экономическая теория и эко-,хномика. Как и большинство экономистов мейнстрима, Роббинс фокусирует свое внимание на обмене, ценообразо-У вании
(ценности) и распределении ресурсов, а следователь-i но, на ценовом механизме и функционировании чисто концептуальных рынков. Более широкие соображения, такие как организация экономической системы и контроль за ней, отношения между теорией знания и социальной политикой, а также проблема порядка (отношения между свободой и контролем, непрерывностью и изменениями, иерархией и равенством), теории, которые были центральными в работах таких экономистов мейнстрима, как Фрэнк X. Найт и Джозеф Дж. Спенглер, зачастую затрагиваются Роббинсом лишь походя. Например, рассматривая Платона и Аристотеля, Роббинс концентрируется на проблеме коммунизма среди правителей-стражей и на рабстве, хотя упоминает и более широкие последствия распределения труда, а о Риме говорит, что в нем не было никакой существенной экономической мысли. Несмотря на это, вопросы правосудия (что
Роббинс признает), системной организации и контроля бурно обсуждались как в Афинах, так и в
Риме, и Платон с Аристотелем известны как представители разного отношения к проблеме знания как основы политики (проблема идеализма и реализма).
Таким образом, подход к истории экономической мысли зависит от понимания лектором предмета экономической науки. Когда Роббинс рассказывает о древних авторах как о предвестниках экономической науки в исторической лите- ратуре и моральной философии, вместо того, чтобы рассматривать самостоятельную раннюю экономическую мысль, он явно отождествляет экономическую мысль с современным мейнстримом, несмотря на то что экономическая теория после XVIII века всегда была разнообразна и включала немало ортодоксальных и гетеродоксальных школ и отдельных авторов.
Тема предвестников в истории экономической мысли во многом типична для либерального подхода2. Идеи прошлого в основном оцениваются по тому, насколько они значимы в отношении к современной экономической теории, причем к ее более или менее единственной вариации.