Интересно также, что в начале третьей лекции Роббинс, похоже, хочет сказать, что развитие экономической науки в том виде, в котором мы ее знаем, не могло произойти до развития преимущественно денежной экономики, характеризуемой наличием торговли и промышленности.
В свете этой идеи интересен его подход к некоторым аспектам справедливой цены в терминах противопоставления изоляции и организованного социального обмена. Читая лекции Роббинса, мы невольно восхищаемся его широтой взглядов и корректностью. Не раз он предупреждает, что его собственный или чей-то еще комментарий предвзят. Он также честно признает, что в своих лекциях по экономической мысли Средневековья во многом опирался на вторичные источники.
Иногда он цитирует собственные труды, но и в этом случае предлагает слушателям варианты тол- кования и не называет их истиной в последней инстанции. Роббинс также отмечает, что получает небольшие авторские отчисления за написанное им предисловие к книге, но при этом не рекомендует студентам покупать ее.
Курсы по истории экономической мысли призваны расширить кругозор студентов5. Роббинс великолепно справляется с этой задачей. Можно отметить сразу несколько типичных черт, позволяющих ему это делать: он всесторонне подходит к истории экономической мысли. Он призывает слушателей быть внимательными к появлению в экономической теории слова, а значит, и понятия «естественный», позволяя студентам распознать его проблематику, вместо того чтобы позволить им приписать его авторство кому-либо. Он разделяет меркантилизм в его узком и широком понимании. Он подчеркивает, что сказанное автором может быть исторически важным, независимо от того, согласен ли с ним читатель. Он отделяет аргументы ситуативные
5- Возможно, это объясняет следующие слова Роббинса: «Мне рассказывали о заседании Американской экономической ассоциации.. На этих заседаниях толпыамериканцев собираются в небоскребах столичных городов разных штатов в США, читаются доклады, а экономисты постарше присматривают себе экономистов помоложе, чтобы забрать их на свои кафедры.
Это совсем не такая плохая система, не стоит смотреть на нее свысока. В этом веке она хорошо повлияла на систему производства экономистов в Соединенных Штатах». Конечно, это весьма неполное описание рынков работников научного труда. от доктринальных и абсолютных. Он настаивает на разделении количественной и неколичественной версий утилитаризма и на разделении упрощенной и сложной интерпретации понятия естественного права. Он предостерегает нас по поводу Локковой контрактной теории денег, говоря, что ему такое объяснение «не кажется слишком убедительным, но оно постоянно звучало в политическом дискурсе XVIII века, и вы должны о нем знать». Он критикует моделирование: «Используя экономический жаргон, мы часто называем моделями совершенные банальности». Он привлекает внимание к важности дефинитивных различий при сравнении разных авторов. Он защищает Сэя: «Дурная слава держится крепко. Вероятно, закон Сэя так и останется законом Сэя, хотя история экономической мысли показывает, что Сэй виноват не больше остальных». Он отстаивает необходимость сочетать природную одаренность с образо- ванием, говоря, что «не смог бы так долго работать преподавателем, если бы не верил, что образование иногда тоже бывает небесполезно». Он сожалеет о некоторых интерпретациях, говоря, что «иногда, для того чтобы узнать истину, нужно вернуться к исходному тексту». Он показывает, что преемственность в истории экономической мысли зависит от того, как автор формулирует фундаментальные понятия, а также показывает, что любой вопрос «остается открытым и разумные люди вправе причислять Милля к своим сторонникам, если только они при этом оговаривают все условия».
В лекциях встречаются некоторые странности. Например, Роббинс защищает Адама Смита от обвинений Теренса Хат-чисона в том, что Смит не сослался в своей книге на труд Джеймса
Стюарта. Роббинс пишет, что «Смит имел полное право не рекламировать своего оппонента, который в то время вернулся в Шотландию и вращался с ним в одних кругах».
Роббинс также утверждает, что одной из задач историка экономической мысли является исправление ошибок, связанных с неверным толкованием и пониманием старых текстов. Эта работа наиболее важна в случае классической экономической теории: