Как глубоко были унижены эти когда-то столь гордые и счастливые ионийские города. Они недолго переносили это унижение; они возмутились, хотя только от Эретрии и Афин получили помощь кораблями, которые, впрочем, скоро вернулись обратно. Поход ионян против Сард не удался; с моря и с суши надвинулась армия персидского царя; затем последовало поражение в бухте Милета, разрушение этого города, страшная казнь над восставшими и полное порабощение.
Лучшая треть Греции была сломлена; ссылка, бесконечная эмиграция довели население до минимума. Финикийский флот персидского царя господствовал над Эгейским морем. Уже карфагеняне начали подвигаться вперед с западного конца Сицилии, где они утвердились еще раньше; эллины Италии допускали это, вполне поглощенные собственными раздорами; между Сибарисом и Кротоном вспыхнула борьба, окончившаяся разрушением Сибариса, а тем временем подвигавшиеся к югу этруски завоевали уже и Кампанию; сила греческой народности в Италии начала ослабевать.
В Греции хорошо видели, в чем заключался корень зла. Во время борьбы с лидийским царем Фалес убеждал соединить все города Ионии в одно государство таким образом, чтобы впредь каждый город составлял только одну из общин этого государства. И когда началось персидское завоевание, Биант Приенский советовал всем ионийцам сообща выселиться и, водворившись на дальнем западе, осуществить то, что посоветовал Фалес.
Но все предшествовавшее развитие эллинского мира, его главная сила и расцвет были обусловлены полной свободой передвижения и той подвижностью, с какой эллины распространялись во все стороны и везде пускали новые ростки, этим бесконечно жизненным партикуляризмом общим, одна другой меньше, который, занимаясь с самодовольным равнодушием, какое только можно себе представить, ближайшими и касавшимися его лично делами, теперь оказался величайшей опасностью, настоящим "панэллинским бедствием".
Спарте не было суждено сделаться державой, которая могла бы спасти Грецию. И хотя благодаря начавшемуся свободному движению демоса тирания местами и развилась в могущественную организацию, но, будучи основана на насилии против аристократов и любви народных масс, она снова пала.
Только в одном месте, в Афинах, за ее падением последовало не возвращение аристократии, как этого ждала и добивалась Спарта, но смелая реформа в свободном духе, законодательство "с равными правами для всех", которое оставило за вошедшими в состав аттического государства местечками только их общинную самостоятельность и вызвало этим такое развитие внутренних сил, что оно еще при первых своих шагах могло уже выдержать соединенное нападение руководимых Спартой соседних аристократических государств. Теперь Спарта соглашалась возвратить в Афины даже тирана, а этинеты, видевшие в Афинах страшного соперника на море, одни продолжали борьбу, от которой отказались другие государства Пелопоннеса. Чтобы защищаться против превосходных сил их флота, Афины должны были вернуть посланные на помощь ионянам корабли; а за оказание этой помощи они, когда пал Милет, должны были ожидать мщения персидского царя.
Уже его сухопутное войско и флот тянулись от Геллеспонта вдоль берега, покоряя там греческие города, континентальных фракийцев и македонского царя. Фессалийская знать, равно как и полные озлобления против Афин царствовавшие в Беотии фамилии династов искали персидской дружбы. Герольды царя объезжали острова и города, требуя земли и воды; посланные в Афины были сброшены со скалы. Спарта сделала то же, и теперь оба этих государства, только что стоявшие друг против друга, имели общего врага. Но когда персы уже появились на Эвбее, разрушили Эретрию, высадились на аттическом берегу у Марафона, Спарта все еще медлила последовать зову афинян. Из всех эллинов только платейцы сражались рядом с афинянами; день Марафона спас Афины и Грецию.