Между тем, как последний виновный из вельмож государства старался избавиться таким образом от ответственности, Александр со своим войском в феврале 324 года вступил в Сузы. Вскоре после него прибыл и Гефестион с остальными войсками, со слонами и обозом, а Неарх привел вверх по реке флот, который без дальнейших опасностей проплыл вдоль берегов Персидского моря. Следуя повелению царя, в резиденцию явились сатрапы и военачальники со своими свитами, явились приглашенные царем государи и вельможи востока со своими женами и дочерьми; со всех сторон стекались сюда чужеземцы из Азии и Европы, чтобы присутствовать при великих торжествах, которые готовились в Сузах.
Предстояло празднование изумительного, единственного в течение многих столетий дня. Свадебное торжество в Сузах должно было символическим образом завершить слияние запада и востока, идею эллинизма, в которой царь думал найти силу и прочность своего государства.
Очевидцы этого превосходившего все своею роскошью и торжественностью празднества описывают его приблизительно следующим образом: [39] для этого был приготовлен большой царский шатер; верх его, затянутый разноцветными, богато вышитыми материями, покоился на пятидесяти высоких обложенных золотом и серебром и усыпанных драгоценными каменьями колоннах; замыкая это оставленное посередине свободным пространство кругом с обитых золотом и серебром перекладин свешивались драгоценные, вышитые золотом и разнообразными рисунками ковры; размеры всего шатра равнялись четырем стадиям. Посредине зала был накрыт стол; на одной стороне стояло сто диванов для женихов; диваны покоились на серебряных ножках и были покрыты свадебными коврами, только диван царя посредине был из золота, напротив находились места для гостей царя; кругом были расставлены столы для посольств, для находившихся в лагере чужеземцев, для войска и флота. Трубы из царского шатра подали знак к началу празднества; гости царя, которых было девять тысяч, заняли места за столами. И снова гром труб возвестил по всему лагерю, что царь совершает теперь возлияние богам; с ним вместе совершили возлияние и его гости, каждый из золотой чаши, праздничного подарка царя. Затем снова послышалась труба, и, по персидскому обычаю, вступило шествие покрытых покрывалами невест, и каждая из них приблизилась затем к своему жениху: Статира, дочь персидского царя, - к Александру, Дрипетида, ее младшая сестра, - к Гефестиону, любимцу царя; Амастрида, дочь Оксафра и племянница персидского царя, - к Кратеру, дочь повелителя Мидии Атропата - к Пердикке, Артакама, дочь престарелого Артабаза, - к Лагиду Птолемею, телохранителю, и ее сестра Артонида - к Эвмену, тайному секретарю царя, дочь родосца Ментора - к Неарху, дочь Спитамена Согдианского - к Селевку, предводителю отряда знатных юношей; точно так же и другие, каждая к своему жениху. [40]
Пять дней подряд праздники следовали за праздниками; посольства, города и провинции государства, союзники в Европе и в Азии доставили к парю несметное количество свадебных подарков, одних золотых венков было на 15 000 талантов. Он тоже давал полною рукою; многие из невест не имели родителей; он заботился о них как отец, дал всем царственное приданое, всем, которые женились вместе с ним в этот день, рассыпал драгоценнейшие подарки и освободил от податей всех македонян; которые женились на азиатских девушках [41] - более 10 000 записали свои имена. Новые пиры и веселые банкеты, зрелища, торжественные шествия и всевозможные увеселения наполнили следующие дни; лагерь был полон веселья и радостной суеты, здесь были рапсоды и арфисты из Великой Греции и Ионии, там фокусники и канатные плясуны из Индии, там маги и наездники из персидских земель, дальше снова греческие танцовщицы, флейтистки, труппы актеров. Действительно, были даны и драматические агоны - это было время великих Дионисий, - в числе их и сатирическая драма "Агин", сочиненная, как говорят, византийцем Пифоном, исполненная веселой насмешки над бегством Гарпала, хромого управителя казначейства. [42] Затем герольды возвестили, что царь принимает на себя долги своего войска и уплатит их, и что поэтому каждый должен записать ту сумму, которую он должен, и затем получить ее. Сначала записались только немногие; большинство, особенно военачальники и высшие офицеры, вероятно боялись, что Александр желает только узнать, кто не может обойтись своим жалованьем и живет слишком расточительно. Услышав это, царь был очень оскорблен таким недоверием, он приказал расставить столы в различных пунктах лагеря и разложить на них золото с приказанием уплачивать каждому, кто покажет счет, не спрашивая даже об его имени. Тогда пошли все и радовались не столько тому, что им удастся освободиться от своих долгов, сколько тому, что они останутся неизвестными; эти храбрые воины устраивали свои дела с невероятной беззаботностью; несмотря на всю добычу и на все царские дары, войско до такой степени погрязло в долгах, что для покрытия их потребовалось не менее 20 000 талантов. [43] Особенно отличались чрезмерной расточительностью офицеры, и, так как царь часто с неодобрением отзывался об их бессмысленных расходах, они должны были весьма радоваться тому, что могут без его ведома подойти к столу с золотом и быстро поправить свои пошатнувшиеся финансы. Антиген, предводитель гипаспистов в битве при Гидаспе, потерявший в 340 году перед Перинфом один глаз и бывший равно известным своей храбростью и своим корыстолюбием, тоже, как рассказывают, подошел тогда к столу с золотом и потребовал уплаты ему показанной им суммы; тут открылось, что у него вовсе нет долгов и что показанные им счета фальшивы. Александр был сильно раздражен этим грязным поступком, прогнал Антигена от своего двора и лишил его звания. Это посрамление вывело из себя храброго стратега и нельзя было сомневаться в том, что от стыда и огорчения он совершит что-нибудь над собою. Это возбудило жалость царя, он простил ему, возвратил его к своему двору, его звание и приказал выплатить ему ту сумму, которой тот требовал. [44] Единовременно с этим всеобщим погашением долгов Александр раздал истинно царственные подарки тем, кто отличился своею храбростью, опасностями, которые им пришлось перенести, и верною службою около его особы; он увенчал золотым венком телохранителя Певкеста, сатрапа Персиды, который в городе маллов прикрыл его своим щитом, телохранителя Леонната, военачальника земли оритов, который при этом же самом опасном штурме бился рядом с ним, победил варваров на реке Томире и с увенчавшимся успехом рвением привел в порядок дела в Орах; затем адмирала Неарха, свершившего столь славное плавание от Инда к Евфрату, Онесикрита, начальствовавшего царским кораблем на Инде и от Инда до Суз, а также верного Гефестиона и остальных телохранителей: Лисимаха из Пелты, Аристона, сына Писея, гиппарха Пердикку, Лагида Птолемея и Пифона из Эордеи. [45]
39
Мы можем комбинировать рассказ Харета (fr. 16 у Афинея, XII, 538 и из него Aelian., VIII, 7) со следующим непосредственно за ним описанием этого шатра по Филарху (fr. 42), так как они оба имеют в виду одно и то же сооружение.
40
Аристобул говорит (у Арриана, VII, 4), что Александр, кроме дочери Дария, женился также на дочери царя Оха Парисатиде, но насчет этого нет никаких дальнейших свидетельств. Точно так же Барсина, дочь Артабаза и вдова Ментора, никогда не была его супругой, хотя он находился с ней в связи и в Дамаске, и после того; по крайней мере, в 323 году (Iustin, XIII, 2, 7) она уже жила со своими детьми в Пергаме; только Роксана была уже полноправной и законной супругой Александра и, по крайней мере, в следующем году жила при нем. Имя дочери Дария было у Арриана Барсина, или в рукописи, которую эксцерпировал Фотий (р. 686, 7), Арсиноя, тогда как все другие авторы (Diodor, XVII, 107; Plut., Alex., 70; Curt., IV, 5, 1; Iustin, XII, 10; Memnon ap. Phot., p. 224 a. 50) называют ее Статирой, как, по словам Плутарха (Alex., 30) и Филарха (у Афинея, XIII, 609 b), называлась также и ее мать; быть может, царевна при выходе замуж, так же как и некоторые другие азиатки, переменила свое персидское имя на греческое. Царица Олимпиада тоже переменила свое прежнее имя Мирталы (Iustin, IX, 7, 13). Амастрина Арриана называется у Диодора (XIX, 109) Амистридой, у Страбон, (XII, 20) и на монетах названного по ее имени города -Амастридой; у Артабаза, кроме вышеупомянутой Барсины (Фарсина у Синкелла, с. 504) были следующие дочери: Артакама или Апама (Апамея) и Артонида или Барсина,
41
Это тоже, может быть, черта, характеризующая быт этой армии; храбрые воины не ожидали этого момента, чтобы искать и найти себе своих азиаток; обоз женщин и детей должен был разделять с ними лагерную жизнь.
42
По словам Афинея (XVI, 575 с), эта сатирическая драма Агин «была представлена при праздновании Дионисий на Гидаспе, после того, как Гарпал уже бежал к морю и отложился». Это могло произойти только в 326 году, или в апреле, или в марте месяце, или же в октябре после возвращения с Гифасиса; но как раз в это время в армию явились присланные Гарпал ом войска. Афиней написал Гидасп вместо Хоаспа около Суз; к этому времени относится эта сатирическая драма. Авторами ее называются или Пифон из Византия или из Катаны, или же сам царь; византиец Пифон бесспорно тот оратор, который уже стоял в близких отношениях к Филиппу и употреблялся им для важных поручений (см. A. Schafer, Demosthenes, II, стр. 351); судя по рассказываемой про него Афинеем (XII, 550) истории, он был достаточно остроумен для того, чтобы написать сатирическую драму. Два дошедших до нас фрагмента Агина (Nauck, Trag. graec. fr., 630) следующие:
… Теперь там, где растет кальм, стоит
Слева от большой дороги гробница с куполом,
Прекрасное святилище блудницы, после постройки которого
Сам Паллид из–за этой постройки пустился бежать.
И когда некоторые маги варваров
Увидели его там лежащим в жалком виде,
То они обещали огорченному вызвать
Дух Пифионики.
И несколько далее один спрашивает:
… Хотел бы я от тебя услышать,
Так как я живу далеко оттуда, как в Аттике
Идут теперь дела и как теперь живется там.
Другой отвечает (в 326/325 году в Афинах был сильный голод):
Пока они шумели: «мы ведем рабскую жизнь»,
Они обильно столовались; а теперь они жуют
Тощий горох и лук, – пирогам пришел конец.
Первый:
Но я слышу, что много тысяч мешков пшеничной муки,
Больше, чем Агин, им прислал
Гарпал и за это сделан гражданином Афин.
Второй:
То была пшеница Гликеры, бывшая, пожалуй, для Афин
Пиром смерти скорее, чем свадебным пиром для Гликеры.
В данном Гарпалу имени Паллида заключается такая же грубая двусмысленность, как и в гробнице с куполом άέτομα λορδον φέτοομ' αορνον у Наука); объяснение отдельных намеков ясно из самого текста.
43
Такова цифра их у Арриана (VII, 5). Плутарх (Alex., 70) говорит о 970 талантах; Курций (X, 2, 10) и Диодор (XVII, 109) собственно вовсе не говорят об этом погашении долгов в Сузах, но думают о сделанных в Описе подарках тем ветеранам, которые не возвращались на родину, смешивая их во всяком случае с тем, что произошло в Сузах.
44
Plut., ibid.; по Псевдо–Плутарху (De fort. Alex., 2), это был Тарр, очевидно, тот же самый Афаррий, в котором мы нашли возможным узнать типическую фигуру тех преданий, которым следует Курций.