Так кончил свою жизнь Пердикка, сын Оронта, на третий год после того, как сделался регентом государства. Великая идея поддержать единство вверенной ему державы сделала бы его достойным лучших успехов, если бы он искренно и обдуманно отдался ей; его погубили руководившие им эгоистические намерения, причем возраставшее счастье скоро увлекло его к несправедливым поступкам, коварству и деспотическим мерам; Он не был достаточно велик для того, чтобы господствовать над миром после Александра; последний шаг, которым он надеялся достигнуть своей цели, был для него роковым. Скоро Птолемей узнал о происшедших в лагере событиях; на следующее утро он переправился через реку в лагерь, приказал вести себя к царям, принес им и знатнейшим предводителям дары, отнесся ко всем милостиво и сердечно и со всех сторон был приветствован громкими криками ликования. Затем войско было созвано на собрание; Птолемей произнес речь к македонянам в таком тоне, как этого требовала настоящая минута: только необходимость, сказал он, принудила его биться против своих старых товарищей; он более всякого другого скорбит о смерти стольких храбрых воинов; вина в этом падает на Пердикку, он понес заслуженное наказание; отныне всякой вражде положен конец; из числа тех, которые боролись со смертью в реке, он спас стольких, скольких смог, а другим, чьи тела были выброшены на берег, оказал последние почести; так как в лагере господствовала нужда, то он отдал приказ доставить сюда съестные припасы и другие предметы первой необходимости. Речь его была встречена громкими криками одобрения; тот, кто только что стоял как враг против македонян и с кем они боролись с таким ожесточением, стоял теперь невредимый, возбуждая изумление, прославляемый как спаситель посреди них; он был, они это видели, победителем, и в настоящую минуту в его руках находилась вся власть, которой злоупотреблял Пердикка. Первым вопросом было, кто должен принять на себя звание Пердикки и управлять государством от имени царей; было громко высказано желание, чтобы это звание взял на себя Птолемей. Предусмотрительность и благоразумие Лагида не были ослеплены заманчивыми сторонами такого предложения, внезапною переменою счастья и радостными кликами македонян; он знал, что если он пренебрежет высшим званием в государстве и откажется от него, то он сам перестанет быть подвластным представителю этого звания, оно упадет в глазах света и, завися от его милости, от его решения, будет тем более способствовать усилению его могущества, с чем меньшим эгоизмом он, по-видимому, поступил. Как будто бы это была награда, которую он мог раздать, он сам здесь рекомендовал войску тех, которым он считал себя обязанным благодарностью; то были Пифон, стратег Мидии, который сделал первый решительный шаг против Пердикки и перешел в египетский лагерь, и Арридей, который, невзирая на приказ Пердикки, привез тело царя в Египет. При громких одобрительных кликах они оба были провозглашены регентами с неограниченной властью [65]. Они приняли на себя это звание "впредь до нового распоряжения".
Значительные неудобства, вытекавшие из этого разделения власти, не могли скрыться от глаз благоразумных людей; внезапная перемена всего положения вещей, несомненно, должна была подвергнуть опасности многих из друзей Пердикки и заставить их бояться взрыва ярости возбужденной толпы; одно стоящее одиноко сведение говорит нам, [66] что Птолемей всеми мерами пытался успокоить тех, кому еще могла грозить какая-нибудь опасность со стороны македонян. Даже те, которые были против этого переворота, должны были признать, что Птолемей, бывший в настоящую минуту неограниченным повелителем, пользуется своей властью столь же умно, как и умеренно, и что он избегает даже тени и такого господства, которое все-таки легко было бы переносить.
Через два дня после убиения Пердикки из Малой Азии получили известие, что Эвмен победил и что Кратер и Неоптолем пали, а области Малой Азии находятся в его руках. Если бы это известие пришло двумя днями раньше, - так говорит предание, восходящее к Иерониму, другу и товарищу Эвмена, - то, конечно, никто не дерзнул бы наложить руку на Пердикку, его войска не подумали бы ни о каком мятеже и с новым мужеством бились против Египта; в таком случае по всем человеческим соображениям первым между македонянами был бы ни кто иной, кроме Эвмена. [67] Теперь победа Эвмена казалась войску как бы несчастием и собственным поражением, а смерть пользовавшегося высоким уважением Кратера была поставлена ему в вину. Ярость озлобленного мятежом и понесенного им поражением войска излилась на канцлера из Кардан. Сатрапу Египта должно было быть приятно уже то, что дурное настроение искало себе выхода в таком направлении, так как это позволяло ему поразить одного, которого он не мог надеяться склонить на свою сторону, и других, которые победили вместе с ним, раньше, чем они решили приступить к дальнейшим действиям. Войско снова было приглашено на собрание для суда над Эвменом и другими отсутствовавшими сатрапами Пердикки; они были, присуждены к смерти в количестве пятнадцати человек, и в том числе брат регента Алкета; его сестра Аталанта, супруга Аттала, находившаяся в лагере, была казнена немедленно. Сам Аттал со своим флотом поспешил из Пелуcии в Тир, чтобы спасти находившееся там казнохранилище и собрать остатки партии, которая была рассеяна на берегах Нила.
65
τών βασιλέων έπιμεληται αυτοκράτορες (Diod., XVm, 36), – άρχοντες της πάσης δυνάμεως (Arrian., с. 71а, 28, § 30). В каких отношениях они находились друг к другу, мы не знаем.
66
6 δε και τοις Περδίκκου φίλοις συναχθόμενός τε δήλος έγενετο και δσοις τι κινδύνου έτι έκ Μακεδόνων ύπελείπετο, και τούτους άπαλλάξαι του δέους παντι τρόπω διεσπούδασεν (Arrian., loc cit, § 29).