Тем временем Антипатр со взятыми им при начале похода из Европы войсками прибыл, мы не знаем какими путями, - в Лидию. [21] Прибыв в Сарды, он привлек царицу Клеопатру к формальной ответственности в том, что она предложила свою руку Пердикке, хотя он уже вступил в брак с его дочерью, что послужила таким образом причиной кровопролитной войны этого года и что она, не наученная даже падением Пердикки, продолжает находиться в сношениях с осужденным Эвменом. Клеопатра защищалась, вероятно, в формальном процессе перед собранием войска со смелым и необычным для женщины красноречием; она прямо упрекала регента в том, что он не чтит царского дома, недостойно обходится с ее матерью Олимпиадой и ставит свои собственные выгоды выше достоинства государства; она находится в его власти, он может повторить с ней то, что сделал Пердикка с ее сестрой Кинаной; роду Филиппа и Александра, по-видимому, суждено быть уничтоженным теми, которые ему всем обязаны. Антипатр не посмел идти дальше; он оставил царицу в покое в ее резиденции в Сардах и без дальнейших промедлений выступил и направился к Геллеспонту. [22]
Приближалась зима; Эвмен остался уже на зимних квартирах по верхнему течению Меандра. Он воспользовался этой зимней остановкой для набега на пограничные области" которые не были ему подвластны. Для своих воинов он нашел новый и вполне гармонировавший с походной жизнью способ зарабатывать свое жалованье; он продавал отдельным отрядам поместья, укрепления и тому подобное в неприятельской области со всем а них находящимся: людьми, скотом и имуществом, давал им отпуск и необходимые боевые запасы, чтобы завладеть этими местами и затем принуждал товарищей делиться добычей с ним; это поддерживало хорошее настроение духа в его людях, их военную деятельность и опытность, которая нигде не погибает так легко, как на зимних квартирах. [23] Между тем Эвмен ревностно принимал все меры относительно войны, которая должна была возобновиться, лишь только это позволит время года. Прежде всего он завязал переговоры с Алкетой и с собравшимися вокруг него остатками партии Пердикки и пригласил их соединиться с ним для общих действий против неприятеля. Аттал и Алкета приняли послов стратега; в совете приближенных говорилось за и против его предложения; наконец большинство голосов осталось за наиболее неблагоразумным планом: Алкета, Аттал и другие отказались стоять под предводительством Эвмена или даже наравне с ним; они отвечали ему, что он сделает хорошо, если уступит им начальство: Алкета - брат Пердикки, Аттал - его зять, а Полемон - брат последнего, им подобает начальство и их распоряжениям должен подчиниться Эвмен. Этот ответ лишил полководца всех его надежд. "Вот каковы их речи, а о смерти у них и речи нет", - воскликнул он с горечью. Он видел, что дело его партии погибло, но во всяком случае желал держаться, пока это еще возможно; на свои войска он мог положиться, даже македоняне в его войске были к нему привязаны самым искренним образом; они знали, что ни один другой не заботится с большим вниманием и добротой о своих людях; хотя в лагере несколько раз находили письма такого содержания, что Эвмен присужден к смерти и что тот, кто умертвит его, получит из царской сокровищницы 100 талантов награды, но не нашлось никого для свершения этого низкого дела. Тогда Эвмен пригласил войско на собрание, поблагодарил солдат за их верность и преданность и поздравил себя с тем, что отдал свою жизнь в их руки; порукой за будущее ему служит то, что его войско устояло с такой честью даже при этом, быть может, смелом и дерзко выбранном испытании; подобные попытки, наверное, будут очень скоро сделаны со стороны неприятеля. С одобрительным изумлением выслушало войско хитрый оборот, приданный делу полководцем, и поверило ему; чтобы предохранить его в будущем от опасностей, они предложили ему составить особую стражу и решили наконец образовать из тысячи военачальников, лохагов и других испытанных людей охрану, которая должна была составлять его надежную свиту днем и ночью. Эти храбрые люди радовались, что получают от своего полководца отличия, которые дают цари своим "друзьям"; Эвмен был вполне прав, когда раздавал красные кавсии и почетные мантии - высшие знаки царской милости у македонян. [24]
21
Во всяком случае несомненно, что это не была дорога из Киликии через центральные области Малой Азии, так как дороги, по которой он шел, должен был избегать Эвмен, двинувшийся из Сард вверх по течению реки Меандра; вероятнее, что он прибыл с юга, приблизительно из Памфилии, куда, должно быть, он попал морем.
24
Iustin., XIV, 1. – έξήν γάρ Εύμένει και καυσίας αλουργεις και χλαμύδας διανέμειν ήτις
ήν δωρεά βασιλικωτάτη παρά Μακεδδσι (Plut., Eum., 9).