Эвмен был намерен отступить в Армению и попытаться приобрести там себе союзников. Его войско не только значительно уменьшилось, но еще более его тревожило то, что понесенное им поражение и потеря всего обоза может сломить мужество его войска. Свои дальнейшие движения он производит с еще большею осторожностью; не будучи уже более равен неприятелю по силам, он мог наносить ему урон только удачными нечаянными нападениями и прикрывать свое отступление. Так, через несколько дней после сражения он встретил обоз Антигона; длинной линией под предводительством Менандра он тянулся по равнине, на которую намеревался вступить Эвмен; он мог бы иметь здесь случай не только захватить снова свой потерянный в последнем сражении войсковой обоз, но и, кроме того, приобрести необыкновенно богатую добычу, состоявшую из женщин и рабов, золота и других полезных или драгоценных вещей. Но он боялся, что его солдаты, обремененные добычей, не сохранят достаточно легкости для требуемых при отступлении быстрых движений и что обладание новым и богатым имуществом заставит их бояться мысли снова потерять его, сделать их непригодными для дальнейших трудов и предприятий. Не решаясь прямо отказать им в богатой добыче, которую им нужно было только взять, он приказал им сначала немного отдохнуть и дать корму лошадям, чтобы затем со свежими силами двинуться на неприятеля, а сам тем временем тайно послал к Менандру и как добрый друг известил его о своей близости и об угрожающей ему опасности, пусть он как можно скорее покинет равнину и отступит в горы, когда он сам не будет в состоянии следовать за ним. Менандр немедленно двинулся в горы; между тем Эвмен послал на рекогносцировку отряд всадников, приказал коннице седлать коней, пехоте быть готовой к выступлению. Когда посланные возвратились назад с известием, что неприятель отступил в горы и что его позиция неприступна, Эвмен притворился, что ему необыкновенно досадно, что пришлось потерять такую богатую добычу, и повел свое войско дальше. А Менандр невредимо прибыл к Антигону и с похвалой сообщил ему о поступке Эвмена; македонские войска громко высказали свои похвалы ему и славили его уважение к ним, македонянам царского войска, его человечность, так как имея возможность сделать их жен и детей пленниками или отдать их на жертву озлоблению его войск, он предпочел спасти их, жертвуя своими выгодами; Антигон рассмеялся: "Он оставил их, друзья мои, не из заботы о нас, но из заботы о самом себе, не желая наложить на себя оков в случае бегства. [34]
Несмотря на всю его ловкость, кардийцу не удалось достигнуть Армении; неприятель все более и более теснил его и преградил ему все пути; его солдаты начали терять веру в успех его дела и переходить на сторону неприятеля; [35] скоро дальнейшее бегство сделалось невозможным. Ему не оставалось ничего другого, как укрепиться в расположенной на скалах крепости Нора и постараться продержаться там до тех пор, пока какой-нибудь благоприятный поворот судьбы не развяжет ему рук; признать себя погибшим было вовсе не в характере этого смелого и опытного мужа, а это время было настолько богато внезапными и странными переменами судьбы, что всегда существовало достаточно оснований для новых надежд. Эвмен отпустил оставшиеся у него войска со словами, что в свое время он надеется снова призвать их к оружию, и удержал при себе только 500 всадников и 200 человек пехоты из числа испытаннейших своих людей, и даже из них он отпустил еще около ста человек верных, которые не считали себя достаточно крепкими для того, чтобы выдержать полную блокаду в этом неудобном месте и при таких печальных обстоятельствах. Нора была расположена на высокой скале и ее стены и башни были выстроены под обрывистыми боками скалы; диаметр крепости равнялся только 600 шагов, но она была так сильно укреплена самой природой и искусством, что принудить ее к сдаче мог один только недостаток съестных припасов; но об этом позаботились: Эвмен приказал собрать там такое количество съестных припасов, горючего материала и всевозможных запасов, что он мог бы продержаться в этом скалистом гнезде несколько лег [36].
Конечно, он не имел ничего более, кроме этой крепости и самого себя. Антигон взял уже к себе на службу остатки его войска, занял его сатрапии, завладел их доходами и, кроме того, собрал столько денег, сколько лишь мог; он был теперь могущественнее в Малой Азии, чем Эвмен в дни своих самых блестящих успехов; вместе с его могуществом росло также и желание дать открытое тому доказательство: сперва сделаться господином Малой Азии, а затем, когда наступит время, освободиться от тягостной зависимости от регента и, наконец, когда будет положено для этого твердое основание, исполнить относительно других сатрапов, а также относительно царей то, чего Пердикка имел глупость не достигнуть. Эта мысль - уже Александр, как говорят, обратил внимание на честолюбие Антигона [37] - завладела его душой и принимала все более и более ясные формы по мере того, как росли его успехи; отныне она руководила каждым его шагом. На первое время, конечно, было необходимо приступить к делу с величайшей осторожностью и всеми мерами поддерживать хорошие отношения с регентом до тех пор, пока плод не созреет; в таком случае Эвмен, самый опасный враг теперешних властителей, являлся его естественным союзником; его интересы требовали того, чтобы завязать дружественные отношения с противником, который хотя и был в настоящую минуту бессилен и осужден, но который благодаря своим воинским талантам, своему политическому благоразумию, своей деловитости и своей непоколебимой приверженности к делу, примкнуть к которому он раз решился, казался более удобным помощником при осуществлении великих проектов, чем кто-либо другой и которого он думал сделать себе вдвойне обязанным, предложил ему, будучи победителем над ним и господином его судьбы, свободу, почести и новые надежды.
36
Нора, или Hopoacc (Strab., XII, 537), лежала, по словам Корнелия Непота (Еит., 5), во Фригии, а по словам Плутарха, – на границах Ликаонии и Каппадокии; слова Страбона (XII, 558) носят не такой характер, чтобы из них можно было извлечь какой–нибудь положительный результат; из описаний новейших путешественников мне тоже ничего не известно, что указывало бы ближе на эту расположенную на скале крепость, подобных которой находится множество в глубине Малой Азии. Она лежала, по–видимому, приблизительно в той местности, где от Мазаки отделяется путь в Киликию и Иконий.