Таким образом, великая борьба между могущественными вельможами государства приняла если не новую форму, то новое имя; альтернативой борьбы теперь было не "за" или "против" царской власти, но за Олимпиаду или за Эвридику, за юного Александра или за Арридея, за род Александра или Филиппа; имена партий остались те же, как и тотчас же по смерти великого царя, но появилось только то различие, что тогда партия распределилась сообразно с интересами царской власти, а теперь царский дом следовал за интересами партий и, стремясь спасти себя и приобрести значение, должен был уничтожить себя самого и свой престол.
Здесь в дошедших до нас сведениях находится весьма заметны пробел. Кассандр, устранив Никанора, отправляется в Македонию; [80] многие из его соотечественников перешли на его сторону; греческие города тоже охватило желание вступить с ним в союз, так как Полисперхонт, по-видимому, весьма неблагоразумно и нерадиво заботился о государстве и союзниках; Кассандр же, выказавший себя кротким относительно всех и заботливым в управлении делами, приобрел много приверженцев своей власти. [81] Следующей весной захватив в Македонии слонов, которые не были взяты с собой в поход Полисперхонтом, он снова находится в Греции и с большим успехом ведет войну на Пелопоннесе. [82] Мы не имеем истории этого похода в Македонию, который наполняет собою зиму с 318 по 317 год. Кассандр, как кажется, нашел много приверженцев среди знатных македонян и, кроме боевых слонов, собрал еще значительные боевые силы; он полагал, по-видимому, что после этой полной революции в Македонии даже Олимпиада не осмелится возвратиться на родину и что в случае нужды оставленного под предводительством Эвридики войска будет достаточно для зашиты Македонии, и возвратился в Грецию с целью здесь победить Полисперхонта и затем уничтожить оставленные последним там и сям гарнизоны.
Но события приняли другой оборот. Полисперхонт, как кажется, со своими значительно ослабленными силами отступил в Этолию или Эпир, и Кассандр, вероятно, считал более важным делом обеспечить за собой обладание Грецией. Пока Кассандр двигался по направлению к Пелопоннесу, Полисперхонт заключил союз с царем Эпира Эакидом и убедил его созвать своих эпиротов, чтобы вместе с ними возвратить в Македонию царицу Олимпиаду и сына Александра, которому было теперь шесть лет; [83] в будущем ему был обещан брак его дочери Деидамии с Александром. [84] При получении этого известия Эвридика послала гонцов к Кассандру, требуя от него немедленной помощи; при содействии подарков и заманчивых обещаний ей удалось склонить на свою сторону наиболее деятельных македонян; во главе войска она выступила против неприятеля к границам, чтобы преградить ему доступ на территорию Македонии, и стала лагерем около Эвии. [85] Олимпиада желала кончить дело одним ударом; оба войска расположились лагерем друг против друга; [86] но македоняне в войске Эвридики объявили, что они никогда не будут биться против матери своего великого царя, и перешли на сторону Олимпиады. Филипп Арридей со своим придворным штатом был взят в плен теперь же; Эвридике же удалось бежать с Поликлом, одним из приближенных к ней лиц, в Амфиполь, где они были настигнуты и взяты под стражу. Повсюду в Македонии мать великого Александра была встречена громкими криками ликования.
Теперь она имела власть отомстить за все испытанные ею обиды; темные страсти ее дикого характера вспыхнули теперь тем более ужасным пламенем. Разве то был не Антипатр, который оскорбил и принудил бежать в Эпир ее, мать завоевателя вселенной, который призвал ее дочь Клеопатру к суду македонян, требуя ее смерти? Разве то был не его сын Иолл, который, как говорил весь мир, дал яд ее великому сыну? Разве то не был снова сын Антипатра, который в союзе с возмутившимися властителями Азии выступил против регента борцом за презренную Эвридику? Она вспомнила также и о более старых случаях; часто Филипп пренебрегал ею ради фракийских и фессалийских женщин; она ненавидела побочных детей, как некогда кипела ревностью против их матери; она ненавидела этого слабоумного Арридея, сына фессалийской танцовщицы, вдвое сильнее ненавидела она эту Эвридику, дочь дикой Кинаны, которая с безумной смелостью задумала овладеть государством. Оба они, их партии, друзья Кассандра, все, которые некогда унижали ее самое ради Антипатра, вся Македония была теперь в ее руках; в ее душе, по-видимому, не было ничего, кроме одной только мысли о мщении. Она приказала замуровать Арридея и Эвридику в тесное пространство и подавать им скудную пищу через небольшое отверстие, чтобы голодная смерть не прекратила их мучения слишком рано; она радовалась жестоким страданиям этих несчастных и умножала их придумываемыми ею новыми истязаниями. Это возбудило жалость даже в огрубевших сердцах воинов; скоро недовольство сделалось всеобщим. Чтобы предупредить худший исход, царица приказала нескольким фракийцам пронзить своими стрелами царя в его башне; Эвридика же, остававшаяся непреклонной до самой смерти, кричала так громко, что это слышали проходившие мимо люди: ей, кричала она, ей одной подобает царский престол; ее отец Аминта был обманным образом лишен Филиппом трона, который составлял его отцовское наследие, он был лишен жизни царем Александром, она прямая наследница престола, она супруга македонского царя. Тогда Олимпиада послала ей меч, веревку и яд, предложив ей выбор между ними. Без слова жалобы, умоляя богов, чтобы впоследствии Олимпиада получила такие же дары, она осмотрела рану своего пораженного насмерть супруга и, прикрыв его плащом, прикрепила свой пояс к карнизу и повесилась. [87] После этой смерти царя и царицы Олимпиада продолжала свирепствовать против их друзей; она умертвила брата Кассандра Никанора, приказала разрыть могилу его брата Иолла и приказала казнить сотни друзей Кассандра, принадлежавших к высшей знати страны. Таким образом, с жестокой поспешностью Олимпиада совершила дело своего мщения; сердца македонян, радостно приветствовавших ее при возвращении, с ужасом отвернулись от нее; все жаждали перемены власти, которую, по-видимому, гнев богов отдал в руки этой, подобной фурии, царицы.
80
έστράτευσε δέ καί είς Μακεδονίαν καί πολλούς έσχε τών εγχωρίων άφισταμένους προ αυτόν (Diod., XVIII, 75). Это та πρότερα εμβολή, о которой упоминает Диодор (XIX, 35).
82
duo beneficio devinctus Cassander nihil non ex arbitrio mulierbis audaciae gerit. Dein profectus in Graeciam multis civitatibus bellum infert (Iustin., XIV, 5, 4). Ср.: Diod., XIX, 11.
83
Так рассказывают Диодор (XIX, 11) и Павсаний (I, 11): Αίακίδής τά άλλά τε διατελεί κατηκοος ών Όλυμπίαδι καί συνεστράτευσε πολεμήσων 'Α$>ιδαιω καί Μακεδόσιν, ουκ έΰελόντων έπεσΰαι^ τών Ηπειρωτών. Дексипп (ap. Syncell., 504, ed. Bon.), напротив, говорит: ή παρά Αίκού σταλεισα… ή τούτον φευγουσα καί πρός Μακεδόνας έλΟουσα, а Юстин (loc. cit.) говорит тоже cum Epiro in Macedoniam prosequente Aeacide veniret. Я не знаю, откуда ведет свое происхождение рассказ, что Олимпиада была прогнана Эакидом; во всяком случае он кажется неправдоподобным ввиду всего характера отношений между этими двумя лицами.
85
О положении Эвии я не знаю ничего более того, что цитирует из Кл. Птолемея Wesseling (ad… Diod., XIX, 11), что этот город лежит на границе дессаритийцев; это будет приблизительно в окрестностях Лахнитийского озера, следовательно, на севере от Эпира, в стране, которою владел ранее иллириец Клит и в которой впоследствии достигли власти его сын Плеврон и его внук Агрон. Вероятно, дороги, проходившие ближе к фессалийской границе, были преграждены союзниками Кассандра в Фессалии, а Иллирия была в союзе с Эакидом.
86
Дурид (fr. 24, ар. Athen., XIII, 560) рассказывает в свойственном ему жанре, что Олимпиада и Евридика вели свои войска в сражение, – первая, подобно вакханке, при звуках тимпанов, а вторая, облекшись в македонское вооружение, подобно амазонке.
87
Diod., XIX, 11; Aelian., Var. Hist, XIII, 36; Paus., VIII, 7, 7; I, 11, 3; Iustin., XIV, 5, 3. Текст Дексиппа (ар. SyncelL, с. 504, ed. Bon.) сильно испорчен. Заслуживающий полного доверия Канон царей, начинающий первый год царствования Филиппа 1–го юта 324 года, отводит ему семь лет, т. е. последний год его царствования кончается в ноябре 317 года; более точные указания дает Диодор (XIX, 11): βασιλέα γεγενημενον £ξ έτη καί μήνας τετταρας; если провозглашение Арридея царем последовало приблизительно в начале июля 323 года, то его смерть приходится на конец октября или начало ноября 317 года (01. 115, 4, год архонта Димогена). На основании этой точной даты следует регулировать до некоторой степени запутанные сведения о событиях после смерти Антипатра (январь 319 года).