Кэтрин со всеми разговаривает враждебным тоном. Как говорит Ребекка Дью, кажется, она только и ждет повода на тебя наброситься. Каждый раз, когда я прохожу мимо нее по лестнице, я ощущаю, что она думает обо мне жуткие гадости. А когда я с ней заговариваю, она так на меня смотрит, будто я сказала какую-то нелепость. И все-таки мне ее жаль… хотя если бы она об этом узнала, то наверняка вышла бы из себя. И я ничем не могу ей помочь, потому что она ни от кого не хочет помощи. Наоборот, она словно ищет случая обострить отношения. Однажды, когда мы все втроем были в учительской, я сделала что-то, видимо, идущее вразрез с неписаными правилами этой школы. И Кэтрин сказала язвительным тоном: «Видимо, вы считаете, что для вас законы не писаны, мисс Ширли». В другой раз, когда я предложила какое-то новшество — мне казалось, это всем нам пойдет на пользу, — она заявила с презрительной усмешкой: «Я взрослый человек, и сладкие сказочки меня не интересуют». А когда я как-то похвалила ее работу и педагогические методы, она спросила: «Ну и какая же пилюля скрывается под всей этой позолотой?»
Я бы, наверное, перестала искать к ней подход, если бы почему-то не была уверена, что за этой резкостью и отчужденностью скрывается душа, истосковавшаяся по дружескому общению.
В общем, жизнь у меня не очень сладкая. Не знаю, что бы я делала, если бы у меня не было моей дорогой Ребекки Дью, твоих писем… и Элизабет.
Дело в том, что я познакомилась с правнучкой миссис Кемпбелл, и она премилая девочка.
Три дня назад я понесла стакан молока к калитке, но вместо Марты меня там ждала сама Элизабет. Ее макушка едва виднелась над калиткой, и ее личико предстало мне в обрамлении дикого винограда. Это маленькая бледненькая девчушка с белокурыми волосами и грустным выражением лица. В осенних сумерках на меня смотрели большие золотисто-карие глаза. Ее волосы, расчесанные на пробор, удерживались сзади большой полукруглой гребенкой и волнами падали ей на плечи. На ней было голубенькое платьице в клеточку, в котором она походила на принцессу из страны эльфов. Ребекка говорит, что у нее слабое здоровье, и вообще она производит впечатление ребенка, которому не хватает если не телесной, то духовной пищи. Ее скорее можно сравнить с лунным, чем с солнечным лучом.
— Так, значит, ты Элизабет? — спросила я.
— Не сегодня, — серьезно ответила она. — Сегодня я Бетти, потому что мне все нравится. Элизабет я была вчера, а завтра вечером, может, буду Бет. Это зависит от моего настроения.
Я сразу почувствовала в ней родственную душу.
— Как это, наверное, удобно — иметь имя, которое так легко меняется, но при этом все равно остается твоим.
Элизабет кивнула:
— Я напридумывала много разных имен: Элси, Бетти, Бесс, Элайза, Лизбет и Бет… но только не Лиззи. Я просто не могу быть Лиззи.
— Ничего удивительного, — ответила я.
— А вы не считаете, как бабушка с Мартой, что все это глупости, мисс Ширли?
— Тут нет ничего глупого… наоборот, ты умница что придумала такую очаровательную игру со своим именем.
Элизабет посмотрела на меня поверх ободка стакана огромными, как плошки, глазами. Она явно пыталась решить, что я за человек, достойна ли доверия. И вдруг я почувствовала, что решение принято в мою пользу. Я поняла это, так как Элизабет обратилась ко мне с просьбой — а она ни о чем не просит людей, которые ей не нравятся.
— Вы не можете взять кота на руки и дать мне его погладить? — застенчиво попросила она.
Все это время Мукомол терся о мои ноги. Я подняла его, а Элизабет протянула крошечную ручку и с восторгом принялась гладить кота по голове.
— Я люблю котят больше, чем маленьких детей, — сказала она, бросая на меня взгляд, в котором был робкий вызов — словно она знала, что такое признание не придется мне по душе, но считала себя обязанной сказать правду.
— Тебе, наверное, просто не приходилось иметь дело с маленькими детьми, поэтому ты и не знаешь, как они очаровательны, — улыбнулась я. — А котенок у тебя есть?
Элизабет покачала головой:
— Нет, что вы… Бабушка не любит кошек. А Марта их просто ненавидит. Марта ушла в гости, поэтому я сама пришла за молоком. Я люблю ходить за молоком: Ребекка Дью — такой приятный человек.
— Ты не жалеешь, что я пришла вместо нее? Элизабет покачала головой:
— Нет, вы тоже приятный человек. Мне давно хотелось с вами познакомиться, но я боялась, что это случится только Завтра.
Мы стояли по обе стороны калитки, Элизабет маленькими глотками пила молоко и рассказывала мне про Завтра. Марта сказала ей, что Завтра никогда не придет, но Элизабет ей не верит. Когда-нибудь оно обязательно наступит. Она проснется веселым солнечным утром и сразу почувствует, что пришло Завтра. И начнут происходить замечательные вещи. Может быть, ей даже позволят весь день делать то, что ей вздумается. И никто не будет за ней следить… хотя такое, наверное, невозможно даже Завтра. Или она наконец узнает, куда ведет дорога, которая извивается, как добрая красная змея. По мнению Элизабет, на другом конце ее — край света. А там, возможно, лежит остров Счастья. Элизабет уверена, что где-то должен быть такой остров, и там стоят на якоре все те суда, которые не вернулись в свою гавань. Вот придет Завтра — и она точно это узнает.
— Когда придет Завтра, — продолжала Элизабет, — я заведу себе миллион собак и сорок пять кошек. Я так и сказала бабушке, когда она не разрешила мне взять котенка. «Я не желаю слушать дерзости», — рассердилась она и отправила меня спать без ужина. А я вовсе не хотела ей дерзить. И ночью никак не могла заснуть, потому что Марта сказала, будто одна девочка умерла во сне после того, как надерзила своей бабушке.
Когда Элизабет допила молоко, раздался резкий стук в одно из скрытых за елями окон. Видимо, все это время за нами зорко наблюдали. Моя девочка-эльф побежала домой. Какое-то время я видела, как мелькает среди темных елей ее светлая головка, потом она скрылась из виду.
— Фантазерка она, — заметила Ребекка Дью, когда я рассказала ей о встрече с Элизабет. — Представьте, как-то вдруг спрашивает: «Вы боитесь львов, Ребекка Дью?» Я ответила, что ни разу не видела льва, поэтому не знаю, боюсь я их или нет. «А в Завтра будет полно львов, но они будут ручные и добрые», — сказала она. «Детка, если ты будешь на меня так смотреть, от тебя останутся одни глаза», — ответила я. Она смотрела прямо-таки сквозь меня, словно ей виделось это самое Завтра. «Я думаю о чем-то очень важном, Ребекка Дью», — сказала она. Вся беда в том, что эта девочка никогда не смеется.