— А попробуйте себе представить, доктор Картер, каково маме жить с человеком, который, если ему не понравилось жаркое, хватает мясо со сковороды и бросает его в лицо горничной?
Доктор Картер с опаской поглядел на Сайруса Тейлора, словно ожидая, что сейчас в него полетят куриные кости. Но потом, вспомнив, что хозяин дома ничего не слышит, успокоился.
— А что вы скажете о человеке, который верит, что земля плоская? — улыбнулся Хью.
Тут Энн показалось, что Сайрус сейчас взорвется. По его красному лицу пробежала судорога, но он и на этот раз сдержался.
— А что вы скажете о человеке, который отправил тетку, свою единственную тетку, в приют для бедных стариков? — продолжала Трикси как ни в чем не бывало.
— И который пускает свою корову пастись на кладбище? — добавил Хью. — Весь город в ужасе.
— Который каждый день записывает в дневник, что он ел на обед? — спросила Трикси.
— Так делал сам великий Пепис, — с улыбкой ответил доктор Картер.
По его лицу было заметно, что он вот-вот расхохочется. «Может, он не такой уж надутый индюк? — подумала Энн. — Просто чересчур серьезен, потому что молод и застенчив?» Но вся эта вакханалия обличений привела Энн в ужас. К тому же начать ее оказалось гораздо легче, чем закончить. Трикси и Хью с дьявольской изобретательностью бросали одно обвинение за другим, при этом не утверждая напрямую, что их отец действительно когда-либо совершил что-либо подобное. Энн легко себе представляла, как Хью, широко раскрыв невинные глаза, будет оправдываться: «Я просто хотел знать мнение доктора Картера!»
— А что вы скажете о человеке, — продолжала Трикси, — который без спросу читает письма, адресованные его жене?
— А который отправился на похороны своего собственного отца в рабочем комбинезоне? — спросил Хью
Что они еще придумают? Миссис Тейлор уже не скрывала слез, а Эсма застыла в немом отчаянии. Все пропало, ничто уже не имеет значения. Она повернулась и посмотрела в лицо доктора Картера, которого теряла навеки. И вдруг, раз в жизни, произнесла удивительно умную вещь:
— А что вы скажете о человеке, который потратил целый день на поиски котят, мать которых застрелили у него на глазах, потому что ему было невыносимо думать, что они медленно умрут с голоду?
В комнате наступила странная тишина. Трикси и Хью вдруг стало стыдно. И тут подала голос миссис Тейлор, которая сочла своим долгом поддержать Эсму:
— А как он вышивает… Прошлой зимой, когда у него был радикулит, он вышил очаровательную салфетку на стол в гостиной.
У каждого человека есть предел терпения, и на этом месте у Сайруса Тейлора оно иссякло. Он с такой силой оттолкнулся от стола, что проехал на стуле по лакированному полу и ударился о столик, на котором стояла его обожаемая ваза. Столик перевернулся, ваза разбилась вдребезги. А Сайрус вскочил на ноги и, задыхаясь от гнева и дергая лохматыми седыми бровями, разразился негодующей тирадой:
— Слушай, жена, запомни раз и навсегда — я не занимаюсь вышиванием! Если человек, прикованный к постели проклятым радикулитом, от скуки вышил салфеточку, неужели его надо за это позорить всю оставшуюся жизнь? А вы, значит, считаете, что я оглох, мисс Ширли? Не слышу ни слова?
— Она этого не говорила, папа! — воскликнула Трикси, которая совсем не боялась отца, когда он сердился вслух.
— Ну, конечно, она вообще ничего не говорила. Никто ничего не говорил! И ты не говорила, что мне шестьдесят восемь лет, хотя мне только шестьдесят два! И не говорила, что я не разрешаю твоей матери завести собаку! Господи, да если тебе хочется, жена, заводи хоть тысячу собак. Когда это я тебе что-нибудь не разрешал?
— Никогда, отец, никогда! — рыдала миссис Тейлор. — И я вовсе не хочу собаку. Мне и в голову такое не приходило.
— И когда это я вскрывал твои письма? Когда это я вел дневник? Дневник! Когда появлялся на похоронах в рабочем комбинезоне? Выпускал корову пастись на кладбище? Какая это моя тетка находится в приюте для бедных? И когда я бросал кому-нибудь в лицо жаркое? И с каких это пор вы питаетесь одними яйцами и фруктами?
— Это все неправда, отец, — рыдала миссис Тейлор. — Более заботливого мужа и отца и представить себе нельзя!
— И разве ты сама не попросила купить тебе на Рождество галоши?
— Попросила, конечно, попросила. И мне в них было так тепло и сухо.
— Тогда к чему все это вранье?! — торжествующе воскликнул Сайрус, окидывая взглядом комнату. Его глаза встретились с глазами Энн, и вдруг случилось невероятное. Сайрус ухмыльнулся. У него даже появились на щеках ямочки. Эти ямочки совершенно переменили его лицо. Он поднял стул, поставил его на место и сел. — Знаете, доктор Картер, у меня действительно есть одна очень неприятная привычка: когда меня рассердят, я долго на всех дуюсь и отказываюсь разговаривать. Но ведь у каждого есть какой-нибудь недостаток — у меня вот такой. Зато только один. Ну ладно, мать, хватит плакать. Я признаю, что получил по заслугам. Вот только про вышивание не надо было вспоминать. А тебе, дочка, я всегда буду благодарен за то, что ты одна замолвила обо мне доброе слово. Скажите, чтобы Магги подмела осколки… Вы все, конечно, счастливы, что эта чертова ваза наконец-то разбилась… Ну, где там десерт?
Энн никогда бы не поверила, что вечер, начавшийся так ужасно, может так хорошо кончиться. Сайрус превратился в превосходного, веселого и приветливого хозяина. И видимо, не стал сводить с детьми счеты и потом. Через несколько дней Трикси пришла к Энн и сообщила, что наконец-то набралась духу сказать отцу про свое обручение с Джонни.
— Ну и что, он очень сердился?
— Нет… он нисколько не сердился, — со смущенным видом призналась Трикси. — Фыркнул и сказал: «Наконец-то! Сколько можно морочить девчонке голову? Два года ходил вокруг да около, отпугивая других женихов». По-моему, ему просто неловко опять впадать в молчанку, когда с той не прошло еще и недели. А вообще-то папа прелесть что за человек.
— По-моему, он гораздо лучше, чем вы того заслуживаете, — сурово заключила Энн. — Ну что вы несли тогда за обедом, Трикси?
— Ты сама начала. И Хью поддал жару. Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается… Уже одно то, что мне больше никогда не придется стирать пыль с проклятой вазы, уже счастье.
Глава одиннадцатая
Отрывок из письма Энн Джильберту, написанного две недели спустя.
«У нас объявили о помолвке Эсмы с доктором Ленноксом Картером. Местные сплетники считают, в тот роковой вечер он решил, что ее необходимо защитить от отца и родственников и, возможно, даже от друзей. В нем, видимо, взыграли рыцарские чувства. Трикси утверждает, что Эсма всем обязана мне, и, возможно, в какой-то степени это правда, но больше я никогда в жизни не отважусь на подобный эксперимент. Такое чувство, будто ухватила молнию за хвост.