Наконец, пришли в Халкедон из Александрии крупные корабли вместе с малыми кораблями и со всем их снаряжением. Ибо они устроили на кораблях военные машины: машины огнеметательные, машины камнеметательные, вроде луков и пращей с тем, чтобы, подступив к стенам города, с вершин башен легко могли бы переходить на стены и бросаться в город. И приказал (Моавия) своим кораблям выстроиться фронтом (против греческих) и двинуться на город. Едва они удалились от берега на две стадии, как проявилась страшная сила господня: ибо взглянул господь с неба порывом сильного ветра. Поднялся ветер, сильный ураган. Всколыхнулось море из глубин, волны вздымались, как вершины высоких гор, а ветер вихрем ревел над ними, гремел, как гром, и завывал: из глубин моря слышался гул. И пали башни, разрушились машины, развалились корабли. Множество воинов потонуло в пучинах моря, а остальные на досках рассеялись по морским волнам и, колеблемые на вздымавшихся и опускавшихся валах, гибли. Ибо отверзло море свою пасть и поглотило их, и ни одни из них не уцелел. В этот день бог своей поднятой десницей спас город по молитве боголюбивого царя Константина. Сильный ветер и волнение не прекращались в продолжение 6-ти дней[203].
Когда увидели исмаильтяне страшную десницу бога, они пали духом. Они выступили ночью из Халкедона и ушли в свои места.
Другое войско (исмаильтян), расположившееся в стороне Каппадокии, имело столкновение с греческим войском. Греки побили их и они убежали в сторону Арвастана, предав грабежу (по пути) Четвертую Армению.
В конце осеннего времени, при наступлении зимы прибыло исмаильтянское войско и засело в Двине, намереваясь отправиться в Иверию и предать ее мечу. Исмаильтяне через посланцев повели с ними переговоры с угрозой, предлагая им или покориться, или оставить землю и удалиться. Те не согласились и приготовились к войне. И исмаильтяне пошли на них войной, чтобы их истребить без остатка.
Как только они выступили в поход, их настигли морозы и зимние снега, поэтому они поспешили уйти в сторону Ассирии, а Армении зла не причинили.
А князья армянские, с греческой и с таджикской стороны, Амазасп, Мушег’ и все другие, сошлись вместе и сговорились, заключили между собой мир, чтобы не подымать больше меча и не было бы кровопролития среди них. Они провели зимнее время в мире, чтобы и крестьянам дать вздохнуть. Так как Рштунийский владетель, тяжко заболев, ушел на остров Аг’тамар и не имел силы выйти оттуда или предпринимать что-нибудь, то (князья) разделили страну по числу всадников каждого и назначили сборщиков податей золотом и серебром.
Тут-то и разыгрались ужасные бедствия. Люди стали подобны больным, когда боли усиливаются и языки немеют; им некуда было бежать и спасаться (от сборщиков); им не было пощады и от внутренних (армянских князей): они уподобились людям, упавшим в море и не имеющим возможности спастись.
Услышав об этом, Рштунийский владетель попросил у исмаильтян войско, чтобы разбить и рассеять этих армян, а иверийцев истребить мечом.
ГЛАВА XLIX
В этом году мидяне восстали против власти исмаильтян и убили главного сборщика податей царя исмаильтян. Они рассчитывали на укрепления страны мидян: на глубокие лесистые ущелья, пропасти, скалистые места, труднопроходимые ущелья по реке Газа и около Индийских гор; рассчитывали также на мужественных и храбрых жителей этих местностей, т. е. на делов и делумов.
Ибо они не могли переносить горького и тяжелого подданства (исмаильтянам) и бремени наложенных на них налогов: от них ежегодно требовали 365 пайвасик[204] денег, а кто не мог уплатить, с того брали за каждую драхму по одному человеку. Также они упразднили конницу и власть страны. Вследствие этого они (мидяне) положили свою жизнь на весы, и предпочли смерть (такой) жизни. Они решили одно из двух; или умереть, или избавиться от жестокого подданства. Из оставшихся людей собрали войско, образовали полки, с надеждой избавиться от клыков дракона и злодышащего зверя.
Когда многочисленные войска исмаильтян заметили, что им дело не удается в неприступных горах Мидии, - ибо даже Кет’рук’ и Скютия, делумские реки, со всем множеством засевших в укреплениях жителей не покорились им, - и что многие из них погибли в укреплениях, падая в глубокие ущелья, а многие в колючих кустарниках пали от стрел храбрых и мужественных бойцов, - ринулись прочь из этих стран и взяли направление в сторону севера, против народа, жившего за Каспийскими воротами. Они достигли теснин Чора. Перешли теснины, вторглись по ту сторону и предали грабежу пригорские края. Против них выступило малочисленное войско - охрана местности под названном ворот Гуннов, но (исмаильтяне) разбили его.
203
До 661 года, на котором кончается История Себеоса, не было со стороны арабов морского нападения на Константинополь, и рассказ Себеоса является мифом. Эта легенда возникла, вероятно, на основе морского сражения под Константинополем, данного Персидским полководцем Хорямом Размиозаном, и его поражения в 626 году. (см. гл. XII и прм. 87). Примечательно, что Гевонд, описывая морское нападение арабов на Константинополь в 717 году, их поражение также приписывает чуду (император Лев Исаврянин крестом господним ударяет воду в море, и сейчас же вздымается море и поглощает вражеский флот (Гевонд гл. XX), между тем как Лев Исаврянин мужественно защитил город и отразил нападение.
204
Пайвасик, или, как обыкновенно употребляется, паусак, из пехлевийского payusak означает мешок, но одновременно означает также помещение для известного количества серебряных монет, подобно тому, как турецкий «киса» значит кисет, кошелек и одновременно сумму в 500 пиастров. По вычислению Манандяна (Меры и весы, стр. 41), персидский пайвасик равняется 50 литрам, Анании Ширакеци = 16 килогр. и 320 гр. Таким образом ежегодная дань мидян составляла около 5956 килограмм серебряной монеты (прим. 70 арм. издания).